Когда умирает король - Элина Бакман Страница 9

— Что именно тогда произошло? — продолжает расспрашивать Саана, но тетя лишь пожимает плечами и отпивает немного коктейля. — И калла. Кто-то же регулярно приносит ее к речному порогу, — размышляет Саана. — Красивый жест, — в задумчивости произносит она и делает несколько глотков кряду.

— Этот случай теперь в подкорке у каждого хартольца, — произносит тетя и гневно зыркает на любопытных старушенций, греющих свой наблюдательный пост в углу бара. — Племянница моя, — громко сообщает им тетя, указывая пальцем на Саану. Старушки сразу тушуются, отворачиваются и прикидываются мебелью.

— Внезапную смерть такой девчушки невозможно забыть, — говорит тетя.

— Что тогда случилось-то? — в который раз интересуется Саана. Напиток уже не кажется таким вкусным: внимание поглощено историей.

— Не знаю, полиция так ничего и не нашла. Дескать, улик недостаточно. Оно и понятно: Хелену нашли в речном пороге — ясное дело, тут либо несчастный случай, либо самоубийство. Вот как рассуждала полиция. Хотя по деревне всякие слухи ходили.

— Какие слухи? — Саана ловит себя на том, что губами проговаривает каждое тетино предложение.

— Ну а какие тут могут быть. Мол, не могла Хелена себя убить, не такая была и несчастной не выглядела. Хелена, наоборот, по жизни всех заражала радостью. И вдруг — такое. Что-то во всем этом было нечисто.

Глаза Сааны постепенно округляются.

— Но нельзя забывать, что деревушки типа нашей всегда полны пересудов, — шепчет тетя, кивая на столик со старушенциями. — Вон те две, например. Одна у них забота — остальным косточки перемывать, будто у самих в жизни ничего не происходит. И, знаешь, их можно понять. Тут ведь тишь да гладь. Той Хартолы-то — деревушка! Хотя нет, подожди, королевская община — руководство решило, что этому месту надобно зваться так, — важно произносит тетя. Саана еще долго обдумывает ее слова.

Следующим утром, в канун Юханнуса, Саана подскакивает ни свет ни заря — впервые за все время в Хартоле. Мысли о мертвой девушке не выходят из головы. Несмотря на короткий и беспокойный сон, Саана бодро шагает на кухню, где обнаруживает тетю, увлеченно читающую газету с чашечкой чая в руке.

— Я тут подумала… а что, если покопаться в этом деле? Заняться смертью девушки, — говорит Саана, поочередно открывая шкафчики в поисках кофе и фильтров.

Тетя отрывает взгляд от газеты и улыбается. Саана вышла наконец из своей спячки — какое облегчение.

— О, ты выписываешь «Хесари» ^[11]? — удивляется Саана, различая в руках у тети знакомый шрифт.

— Крестьяне должны быть в курсе господских дел, — смеется тетя. — Кофе — вторая дверца справа.

Саана наблюдает за флегматично капающим кофе, облокотившись на кухонный шкафчик. Аромат постепенно пропитывает всю комнату.

— В конце августа как раз тридцать лет будет с того случая, — вдруг произносит тетя и переворачивает страницу.

Саана вздрагивает, будто очнувшись. Ее пронизывает ощущение того, что это — начало чего-то большего. Может ли чья-то смерть подарить Саане новую жизнь?

— Хелену нашли на исходе лета. Помню, что все ягоды с кустов к тому моменту собрала. Тебе было не больше пары годиков.

Саана дожидается последней кофейной капли. С каждой минутой намерение крепнет, наливается силами. Это — отправная точка. То, от чего нужно отталкиваться. Загадочная смерть девушки.

Я

Я наблюдаю за тем, как раскаленное железо давит на мягкое, дрожащее мясо. Приглушенное шипение чем-то напоминает звук спички, потушенной в струе воды. Когда жар доделывает начатое, я в последний раз смотрю в глаза этому мужчине: он отчаянно ищет спасения в чем-то. В смирении? В раскаянии? В мольбе, панике, прощении? Он тонет в невозможности осознать происходящее, он сдается и скоро будет поглощен унынием. Или он уже догадался? Неужели и правда понял, что на сей раз милости он не дождется? Что настало наконец время платить по счетам. Что ему предстоит посмотреть в лицо смерти… Его апатия несколько разочаровывает. Как-то все слишком легко. Он мог бы яростно брыкаться, или ползать тут на коленях, или до последнего все отрицать. Мог бы безуспешно со мной торговаться или биться в агонии. Но нет, ничего подобного. Поглощенный безнадежностью, он тихо ждет. Он точно знает, что попал на Страшный суд. И что он виновен. Я погружаю его голову под воду и смотрю, как начинаются судороги. Мои руки топят человека, а в голове не смолкает внутренний диалог. Ну и каково мне? Убивать кого-то — какие ощущения? Смотреть на чьи-то последние вздохи, выбивать дух из чужого тела — как это? А главное, каково это — возомнить себя Богом, устроить над кем-то суд и не щадить его? Судороги усиливаются и внезапно прекращаются. И как? Да никак. И в высшей степени правильно. Вот как.

27 ИЮНЯ, ЧЕТВЕРГ, СУОМЕНЛИННА

На улице ветрено — как и всегда, — но сегодняшнюю погоду не сравнить с тем кошмаром, что царил здесь неделю назад; есть робкая надежда на долгожданную жару. Деревья покачиваются, борясь с порывами ветра, однако воинственный настрой Айно и ее пса не под силу сбить никаким катаклизмам. Захваченные бризом волосы так и лезут в глаза, Айно привычным жестом их убирает. Каждое утро в одно и то же время она бежит по одному и тому же маршруту. Булыжная мостовая, песчаная тропа, скала, газон, песок и опять булыжная мостовая. По пути Айно дает Крамеру возможность обстоятельно все обнюхивать и с достоинством помечать территорию. Они по привычке направляются в самый тихий конец острова, к Королевским воротам.

Возведенная между морем и островом стена по-родительски пытается защитить жителей от ветра, вьюг и непрошеных гостей. Сейчас история острова ощущается чем-то бесконечно далеким. Айно тянет Крамера за поводок, чтобы далеко не убегал, и они останавливаются у проема в каменной стене. Это одновременно и окно, и дверь: через проем можно попасть на скалы, к самому берегу, и сойти с тропы, истоптанной толпами туристов. Айно просовывается на другую сторону. Лицо тут же обдает соленым воздухом, это даже успокаивает. Айно по душе ранние часы, когда на улице еще никого нет и кажется, будто весь остров в их с Крамером распоряжении. Ей нравится порядок, в котором действия следуют один за другим так, что не нужно даже думать о них. Это избавляет от необходимости принимать мелкие решения. Пиццерия еще закрыта. На подходе к Королевским воротам Крамер вдруг заливается лаем и бешено тянет поводок вперед. Айно нехотя поддается и идет за псом, утихомиривая его пыл: Крамер — вперед, Айно — назад. Ошейник передавливает гортань, и из пасти Крамера вырывается невнятный скулеж. Да что с ним такое?

У самых ворот Крамер останавливается и начинает беспокойно топтаться. Лапы дрожат от возбуждения. Айно подходит ближе, максимально укорачивая поводок, и тут же замечает: что-то не так. Великолепная набережная, ухоженный газон, каменный памятник, железные цепи, ступеньки, мерное покачивание волн, пронизывающий ветер. Однако в центре этой гипнотически привычной композиции появилось нечто инородное, кричащее, захватившее внимание и Крамера, и Айно. Она смотрит вниз на ворота, едва удерживая беснующегося пса. На камнях что-то лежит. Кто-то. Будто чей-то труп. Айно сразу интуитивно понимает, что человек мертв. В его позе есть нечто неестественное, даже постановочное. Может, спуститься по лестнице и проверить пульс? Айно в растерянности. Она опускается на корточки почесать Крамера за ухом и кричит фигуре внизу: