Тайная вечеря - Хавьер Сьерра Страница 8

От нахлынувшего отчаяния я перекрестился; перед моим внутренним взором разворачивалась панорама роковых событий, очерченных магистром.

Всему Риму было известно, что сейчас у Торриани не было проблемы большей, чем Джироламо Савонарола. О нем говорили абсолютно все. С маниакальной настойчивостью проповедуя Апокалипсис, этот священник доминиканского ордена с блестящим красноречием и потрясающей силой убеждения заполнил образовавшуюся после бегства Медичи пустоту, установив во Флоренции теократическую республику. Со своей новой кафедры он яростно бичевал пороки Папы Александра VI. Савонарола был либо безумцем, либо, что еще хуже, безрассудным храбрецом. Он оставался глух к призывам старейшин ордена и сознательно игнорировал свод канонических законов. В последнее время его внимание вновь привлек догмат «Dictatus Papae», который с XI века освобождал Папу и его курию от вероятности ошибки, особенно его девятнадцатый пункт: «Никто не может осуждать Папу». Савонарола, стоя у алтаря, громогласно требовал ареста Папы.

Все это приводило в отчаяние нашего магистра. Он не только не смог ограничить влияние этого экзальтированного фанатика — деятельность Савонаролы скомпрометировала в глазах Его Святейшества весь орден. Мятежный проповедник, надменный, как Самсон перед филистимлянами, не только отклонил кардинальский сан, предложенный в попытке хоть как-то его утихомирить, но и отказался покинуть кафедру во флорентийском соборе Святого Марка, ссылаясь на то, что ему предстоит осуществлять божественную миссию. Это и было той единственной причиной, по которой падре Торриани не хотел, чтобы надежность доминиканских проповедников в Милане подвергалась сомнению. Если Прорицатель действительно был доминиканцем, а его предостережения относительно языческих планов иль Моро имели основания, орден снова предстал бы в крайне невыгодном для себя свете и окончательно утратил доверие Рима.

— Я принял решение, брат. — Лицо магистра было серьезным. Помедлив мгновение, он продолжил: — Нам следует очистить фрески Санта Мария делле Грацие от малейшей тени сомнения. Если потребуется, с помощью святой инквизиции.

— Святой отец! Надеюсь, вы не собираетесь предавать герцога суду! — обеспокоился я.

— Только в случае крайней необходимости. Вы ведь знаете: ничто не доставляет светским правителям большего удовольствия, чем возможность очернить Церковь и использовать наши слабости против нас. Поэтому мы обязаны опередить их. Еще один скандал, и наш орден окончательно потеряет вес. Понимаете?

— А могу я вас спросить, падре, как вы собираетесь выйти на Прорицателя, проверить его обвинения и собрать сведения для организации суда над иль Моро, и при этом не вызвать никаких подозрений?

— Я много об этом думал, мой дорогой отец Августин, — с загадочным видом произнес Торриани. — Должно быть, вам лучше, чем мне, известно, что, если вовремя не направить одного из наших инквизиторов в Милан, у трибунала возникнет слишком много вопросов, и тогда шумихи не избежать, что в данном деле недопустимо. И если действительно существует заговор такого размаха, сообщники иль Моро немедленно спрячут все доказательства.

— И как же нам быть?

Торриани открыл дверь кабинета и молча пошел вниз, к двери, ведущей во двор. Он направился в конюшню, к своему мулу, давая понять, что наша встреча закончена. Буря бушевала, все усиливаясь.

— Скажите, как вы решили поступить, — повторил я.

— Иль Моро постановил, что похороны герцогини состоятся в течение ближайших десяти дней, — после долгого молчания ответил старик. — По этому случаю в Милан съедутся представители из всех провинций. Вот тогда и настанет удобный момент, чтобы незаметно проникнуть в монастырь, провести необходимое расследование и разыскать Прорицателя. Однако, — добавил он, — мы не можем послать случайного человека. Это должен быть компетентный человек, хорошо знающий законы, осведомленный об обычаях еретиков и их тайных кодексах. Его заданием будет приблизиться к Прорицателю, проверить его обвинения и положить конец ереси. И это должен быть представитель данного ведомства. Представитель Вифании.

Подняв голову, учитель бросил неуверенный взгляд на тропинку, по которой ему предстояло отправиться в путь. При удачном стечении обстоятельств и при условии, что его мул не поранится на оледеневшей тропинке, дорога займет около часа, а значит, он вернется домой около полудня.

— Кто нам нужен, — голос Торриани зазвучал торжественно, словно он собрался провозгласить что-то очень важное, — так это вы, отец Лейр. Никто не сможет разобраться с этим делом лучше вас.

— Я? — Вот этого я никак не ожидал. Он произнес мое имя с каким-то болезненным наслаждением, не переставая рыться в переброшенных через спину мула переметных сумах. — Но вы же знаете, что у меня и здесь много работы. Мои обязанности...

— ...не идут ни в какое сравнение с этим!

Он наконец извлек из сумы толстую пачку писем, скрепленных его личной печатью, и протянул их мне, сопровождая следующим распоряжением:

— Поторопитесь с отъездом в Милан. Если это возможно, отправляйтесь в путь сегодня же. А что касается этого, — он задержал взгляд на документах, которые теперь были в моих руках, — установите личность нашего информатора, выясните, соответствует ли действительности сообщение о новой угрозе, и попытайтесь оказать ему необходимую помощь.

Учитель указал на верхний пергамент в стопке. Большие буквы, начертанные красными чернилами — подпись нашего информатора. По-прежнему загадка для нас. Я видел ее много раз, поскольку она завершала все письма Прорицателя, но раньше я не обращал на нее внимания.

У меня потемнело в глазах, когда мой взгляд остановился на этих семи строках — отныне они составляли для меня главную проблему.

Надпись гласила:

Oculos ejus dinumera,

sed noli voltum adspicere.

In latere nominis

mei notam rinvenies.

Contemplari et contemplata

aliis tradere.

Veritas [5]