Психиатр - Марк Фишер Страница 8

— Здравствуйте, Эмиль. Роберт дома? — спросила Катрин.

— Нет, мадемуазель, — ответил старый слуга. — Он… — Слуга заколебался. Телефон, по которому он говорил, находился в одном из огромных залов резиденции Эллиотов. А в нескольких метрах от него, в соседней комнате, Роберт без особого энтузиазма болтал со своей будущей женой, которую выбрал для него отец.

Переживаемые горькие чувства обострили интуицию Катрин, она ощутила в тоне слуги нерешительность, показавшуюся ей подозрительной. Эмиль лгал ей, во всяком случае он не говорил ей правды.

— Вы уверены, что его нет?

— Да, мадемуазель.

— Он знает, что я в больнице, что пыталась…

— Да, мадемуазель, как и все, он прочел об этом в газетах.

— Эмиль, мне нужна ваша помощь! Необходимо, чтобы вы ему сказали, я…

— Послушайте, мадемуазель… Я получил некоторые указания. Господин Роберт не станет отвечать на ваши звонки. Будет лучше, если вы не станете больше звонить. Вы же знаете, я передал ему все ваши сообщения, но это бесполезно. Вы только делаете себе хуже. Не думайте о нем больше.

Он казался искренне огорченным, но ситуация была безвыходной.

— Прошу вас, Эмиль, помогите мне, я должна поговорить с ним хотя бы раз. Он дома, ведь так? Вы на это намекаете, Эмиль? Умоляю, даже если он не может поговорить со мной прямо сейчас, передайте ему, по крайней мере, что я звонила. Попросите его перезвонить. Вы можете сделать это для меня? Пожалуйста. Пусть он мне перезвонит. Только один раз. Мне просто необходимо поговорить с ним.

После долгого колебания слуга, явно проникшийся симпатией к Катрин, добавил:

— Вы причиняете себе бессмысленные страдания, мадемуазель.

В это время Катрин закричала в трубку:

— Роберт! Роберт! Ты слышишь меня? Я тебя люблю! Я люблю тебя!

— Я вынужден закончить разговор, мадемуазель. Мне действительно очень жаль. — И слуга положил трубку.

— Роберт! Роберт! — выкрикнула Катрин в порыве отчаяния.

Именно в эту минуту в палате появился доктор Гибсон. Девушка пришла в сознание еще накануне, она находилась в здравом рассудке. Во всяком случае ее мозг, казалось, не был поврежден, хотя она потеряла немало крови.

Краски с удивительной быстротой возвращались на лицо пострадавшей — жизненные силы стремительно прибывали, что представлялось странным для человека, пытавшегося покончить с собой всего несколько дней назад. Капельницу уже убрали, и теперь больная могла свободно двигаться.

Доктор Гибсон вновь был поражен удивительным сходством между Катрин и Луизой, своей покойной женой. Он никак не мог свыкнуться с этим. Глядя на девушку, он повторял себе то, что впервые произнес, когда его юная пациентка еще находилась между жизнью и смертью: тогда он поклялся, что сделает все, что от него зависит, приложит все силы, чтобы помочь Катрин! И не только из-за огромного чувства вины, которую он испытывал оттого, что преждевременно выписал своею недавнюю пациентку, но и в связи с тем, что должен нести ответственность за смерть жены. Казалось, разные личности и связанные с ними обстоятельства причудливо переплелись в его сознании, и, стремясь спасти Катрин, он в каком-то смысле пытался откупиться.

Он приблизился к больной, протянул руку, но та холодно посмотрела на него и никак не отреагировала на его жест. Доктор не стал настаивать. Бедняжка, без сомнения, все еще переживает телефонный разговор. Возможно, ей стыдно за то, что ее застигли врасплох во время явного припадка истерии или по меньшей мере отчаяния.

— Все хорошо, Катрин?

— Да, никогда в жизни мне не было так хорошо, — ответила она с усмешкой. — Мой парень бросил меня, я пыталась покончить жизнь самоубийством, моя карьера нисколько не продвигается, родители меня не понимают, и я совершенно не представляю, что буду делать, когда выйду отсюда! Да, все просто прекрасно!

— Я понимаю, — сказал доктор Гибсон.

Было около часу дня. Служитель Питер Лэнг вошел в палату, чтобы убрать поднос с едой. Молодой санитар с присущей ему застенчивостью поприветствовал доктора кивком головы, потом взял поднос, который Катрин отодвинула на край кровати. Врач как бы невзначай приподнял металлическую крышку и увидел, что девушка так и не притронулась к еде. Он озабоченно произнес:

— Нужно, чтобы ты поела, Катрин. Иначе придется снова поставить тебе капельницу.

— Стоит лишь подумать о пище, как меня начинает тошнить.

— Я понимаю, — ответил психиатр, — но необходимо сделать над собой усилие. Поесть хоть немного.

— Можно уносить? — спросил санитар, указывая на поднос.

— Да, конечно, — ответил врач, вернув крышку на место.

Служитель едва заметно улыбнулся и унес завтрак. Доктор Гибсон придвинул к кровати стул для посетителей.

— Ты готова к нашему первому сеансу?

— А разве у меня есть выбор? — парировала Катрин.

Она не видела смысла в подобном лечении, даже если бы его проводил самый знаменитый психиатр в мире. Разве это вернет ее избранника? Или даст толчок в развитии карьеры, что ей так необходимо? Более того, избавит ли это от злого рока, который с давних пор, с того самого момента как она обрела способность думать и чувствовать, преследует ее? И теперь ей стал известен приговор, вынесенный судьбой ее любви.

Верил ли он сам в успех лечения? Разве ему самому удалось забыть? Конечно, с тех пор, как он овдовел, не прошло еще и года, и потом, он действительно потерял жену; впрочем, если ты любишь, какая, в сущности, разница между смертью и разрывом?

— Да, лет мне не так много. Но на поверку я старуха, потому что когда познаешь некоторые вещи, то старишься на глазах. Есть истины, которые за один час способны состарить человека на десять лет. Теперь я знаю правду, и эта правда жжет меня изнутри. Это нечто, чего мне не следовало знать, но теперь уже слишком поздно. Я не смогу вернуться назад, не смогу забыть и уверена, что любой встреченный мною мужчина станет для меня всего лишь призраком и эта встреча доставит новое страдание, напомнив об утраченной любви.

— Но, может, вы еще помиритесь! Уверен, вы несомненно встретитесь. Впрочем, наверное, вы уже виделись с ним?

— Нет, он даже не соизволил прийти навестить меня, он не явится, даже если придет мой смертный час…

— Скорее всего у него какие-то дела. Он, должно быть, очень занят.

— Он не придет. Он отказывается даже подойти к телефону. Все потому, что я совершила ошибку. Серьезную ошибку.

Гибсон подумал, что он тоже допустил серьезную ошибку и уже год тяжко расплачивается за нее.

— Хочешь рассказать об этом? — спросил он тихо. — Возможно, я смог бы тебе помочь. Иногда со стороны все видится в другом свете.