Пока ты здесь - Наталья Ильина Страница 8

– А, – Алекс насупился, – вчера был дурацкий день. И закончился он здесь. Я не успел бы вернуться обратно, заночевал у Доктора. Ночью здесь неуютно.

– В смысле день закончился?

Дина непонимающе потеребила замолчавшего спутника за рукав.

– Ну, я же говорил тебе, что день для каждого свой? Вот пока я с тобой, мой день будет длиться столько же, сколько и твой. А вчера… – Алекс помрачнел. – Вчера я ничем не успел помочь одному человеку. Он вспоминал слишком медленно, а солнце двигалось слишком быстро…

Девушка непроизвольно ускорила шаг, встревоженно посмотрев в блеклое небо. Солнце будто зацепилось за крышу одной из высоток и никуда не двигалось. До зенита было еще далеко, хотя, судя по ощущениям, оно должно было уже стоять там, прямо над их головами.

– Это здесь.

Алекс сверился с табличкой на стене и завернул за угол длинного кирпичного дома, во двор.

Именно здесь Дина и очнулась на рассвете. Сейчас двор не показался ей таким пугающим, хотя тишина и пустота продолжали нервировать.

– Подожди, я отъеду…

Выдав дежурную фразу, папа протискивается в машину с водительской стороны. С пассажирской повторить такой трюк невозможно: до зеркала соседского «вольво» каких-то тридцать сантиметров, а двери у «паджеро» широкие. Так что Дина остается ждать, нетерпеливо притопывая.

Машин во дворе так много, что они жмутся друг к другу боками. Хозяева вынуждены ставить их максимально близко, чтобы не колесить по кварталу в поисках свободного местечка. Сегодня важный день, опаздывать совсем не годится. Они, как всегда, едут на соревнования первыми, мама появится уже к разминке. Улицы пусты, никаких пробок. Воскресенье, 06:30 утра.

Дина моргнула – стоянка была пуста. Ни соседского «вольво», ни серебристой «хондочки», ни красного малютки-«смарта», о котором она, кажется, мечтала. Двор без машин казался осиротевшим.

– Мой подъезд.

Дина замерла перед массивной железной дверью. Подняла голову так резко, что хрустнула шея. Все окна выглядели одинаково тусклыми. На седьмом этаже, в пустой квартире, притаились воспоминания. Ей отчаянно не хотелось туда идти. Было до одури, до тошноты страшно.

– На лестнице темно, как мы там пройдем? – нерешительно спросила она, пытаясь оттянуть неизбежное.

Алекс тоже посмотрел наверх, на незастекленные провалы балконов черной лестницы, уходившие до самой крыши.

– Мы побежим. На каждом этаже – балкон. Двери будем оставлять открытыми. По утрам оно еще медлительное, после полудня станет намного опаснее. Готова?

«Нет! – хотелось крикнуть Дине. – Не хочу!» Она не знала, что пугало больше: осколочные воспоминания или новая встреча с ужасом, сотканным из ледяного мрака. Почему нельзя оставить все как есть? Подождать: может быть, того, что она уже вспомнила, хватит, чтобы вернуться? А как же папа? Ведь она даже не смогла вспомнить его лица. Запах – вспомнила. Серую, в мелкую полоску рубашку – вспомнила. А лицо – нет. А мама? Ведь у нее была мама? В голове нашлось только слово. Пустое, знакомое по смыслу, но ничего не содержавшее внутри. И еще одно, мучительное и непонятное: что такого ужасного она могла натворить, раз так боялась идти в школу в своем первом воспоминании?

– Готова!

Дина решительно кивнула, преодолевая страх, словно барьер.

…Галоп у Гардемарина мягкий, ровный. Они прошли маршрут чисто, и Дина, переводя коня в рысь, оглядывается. Елена Ивановна поднимает планку. Что она ставит, Дине не видно, но сердце замирает: еще выше? Как? Ей и эти метр двадцать прыгать страшновато…

– Елена Ивановна, – робко блеет Дина, направляя Гардемарина к тренеру, – не высоко?

– Прошагни кружок, пока я не закончу, – отзывается Елена Ивановна (за глаза – Елена Прекрасная), словно и не расслышала вопроса. Она перекатывает жерди-подсказки, лежащие на земле перед барьером, и быстрым уверенным шагом направляется к следующему.

Дина нервно охлопывает горячую Гардемаринову шею. Конь фыркает, вытягивает ее на всю длину ослабленного повода и широко шагает вдоль стенки манежа.

Сто тридцать. Дина холодеет. Напрягается спина, начинают ныть сведенные страхом плечи.

– Чего скрючилась? – Тренер умудряется видеть даже затылком. – А ну, разожмись! Я на пять сантиметров всего подняла. Линейку представь. И где там эти сантиметры? Вы их даже не заметите.

Но Дине страшно. Она неуверенно набирает повод. Гардемарин чувствует эту неуверенность, топчется на подъеме в галоп, заходит на первый барьер неловко, снимается слишком близко, а навстречу уже несется второй… Дина не контролирует себя, не контролирует коня. Препятствие вырастает перед глазами, и кажется, что оно выше холки коня. Повал! Жерди с грохотом валятся за спиной, Гардемарин спотыкается на приземлении, Дина съезжает ему на холку, упираясь руками в шею. Конь – умница-конь – останавливается сам.

Лицо тренера ничего хорошего не сулит. Она смотрит, как Дина, пыхтя, заползает обратно в седло. Кровь прилила к лицу и шумит в ушах.

– Зачем коня сбила? Боишься? Слезай и отправляйся домой, крестиком вышивать! – рычит Елена Прекрасная.

– Нет! – бормочет себе под нос Дина сквозь закипающие слезы и упрямо мотает головой.

– А нет, тогда прыгай, как положено! – орет тренер во всю луженую глотку. – И нечего тут из себя недотрогу строить!

До скрипа стиснув зубы, Дина посылает Гардемарина вперед.

Темп галопа. Темп. Темп – прыжок! Пять темпов – еще один! Еще! Красно-белые, фиолетовые с желтым, бело-черные «березки» – жерди наплывают и остаются позади.

– Похвали коня, – устало и недовольно бурчит Елена Ивановна. – Чисто прошли. Отшагивайтесь.

Страх исчез, словно позорного момента и не было никогда. Дина улыбается во весь рот, готовая прыгнуть и сто сорок, но Елена уходит, сердито качая головой.

Осмысливать новые воспоминания было некогда. Дина рывком дернула дверь на себя и понеслась сквозь темноту наверх.

– Постой, отдышись. – Алекс придержал ее на площадке балкона. Заглянул внутрь подъезда, на лестницу, задирая голову. – Тихо. Бежим?

Открытая дверь давала совсем немного света на первый пролет, но дальше царила все та же темнота. Семь этажей, словно семь барьеров, и каждый – выше предыдущего. Дина неслась через три ступеньки, не глядя под ноги. Сердце стучало так, что заглушало и грохот ботинок, и любой «а-р-х-ш», если бы тот возник. Дина пулей влетела на свой полутемный этаж и с размаху впечаталась в дверь квартиры. Незапертая, она распахнулась, глухо стукнув о стену. Следом в прихожую ввалился Алекс.