Личный ущерб - Скотт Туроу Страница 79

— А мы как раз вспоминали бедного Уолли, — сказал Брендан.

— Вунча, — пояснил Милаки. — Ты не знаешь, какая у него беда?

Оказывается, на прошлой неделе у Уолтера обнаружили неоперабельный рак поджелудочной железы. Услышав эту новость, Сеннетт тихо простонал. Еще один фигурант в деле отпадает.

— Доктор дал ему на все шесть месяцев, — продолжил Милаки. — Ну, с химией и прочим дерьмом. Уолли говорит, что жена уже начала отмечать в календаре дни. Но держится он ничего. Молоток. К тому же Уолли, наверное, это без разницы, он ведь всегда выглядел, будто ему жизнь опротивела.

Тот факт, что человек смертен, позволил плавно перевести беседу на мать Робби. На позапрошлой неделе Туи и Косиц зашли выразить соболезнования, за что он сейчас выразил признательность, не жалея эпитетов.

— Все в порядке, Робби. Я всегда относился к твоей маме с большим почтением. Вот и сегодня в ее память зажег в храме свечу. Эстелл была замечательная женщина. Все в руках Божьих, сынок. — Брендан сделал жест в его сторону. Он, как и мать Мортона, родился в Ирландии и в Америку приехал с родителями в возрасте пяти лет. Иногда в его речи можно было уловить писклявые нотки провинциального ирландского выговора. — Ты сейчас в трудном положении, Робби. Мама, Рейни — это тяжело. Но ты в любом случае не должен падать духом. Я помню день, когда потерял мать, словно это произошло вчера. И знай: лучшее утешение — молитва. — Брендан вперил в потолок длинный шишковатый палец.

Милаки поспешил сентиментально поддакнуть:

— Аминь.

Тем временем Робби ухватился за первую возможность заговорить о деле.

— Судья, я тоже сегодня молился, но совсем не о том, что вы имеете в виду. — Процарапав ножками стула по полу, он придвинулся ближе и шепотом поведал историю с Ивон.

Поскольку звук и видеосигнал передавались по разным каналам, то движения губ Робби на изображении на несколько секунд не совпадали со звуком, но видно и слышно было замечательно. Сеннетт хотел, чтобы разговор с Бренданом Туи состоялся наедине, но Робби сказал, что это невозможно ни при каких обстоятельствах. Подавшись вперед, он немного вышел из кадра, и я снова посмотрел в окно фургончика. Все четыре головы были отчетливо видны в чисто вымытом окне ресторана. Забавная картина. Я наблюдал вид сверху. Расстояние между макушками едва превышало тридцать сантиметров. Опрятная седая голова Брендана, засаленная Милаки, редкие волосы Ролло, которые он приглаживал, чтобы они держались вместе, и буйные кудри Фивора.

Робби поведал им о том, что Кармоди рассказал Уолтеру, как Ивон со смехом отвергла эти домыслы, и он вроде забыл. Но через неделю попросил Ивон позволить секретарше обыскать ее в туалете на предмет звукозаписывающей аппаратуры. Она с возмущением отказалась, а на следующий день сама предложила. Естественно, секретарша ничего не нашла. А недавно помощница будто спятила. На прошлой неделе к ней в квартиру залезли воры, и в пятницу она явилась в офис на взводе. Почти час искала что-то в своем кабинете-кабинке, спрашивая коллег, не видели ли они какие-то кассеты к диктофону. А у них в офисе вообще диктофонами не пользуются. Выходит, она искала какие-то свои кассеты?

— Господи, неужели агенты ФБР бывают такими? — спросил он. — А ведь я с этой цыпочкой переспал уж не помню сколько раз.

— В таком случае, — прошептал Милаки, — она определенно подослана.

Все засмеялись, даже Косиц. Коп Милаки (сейчас в штатском) вообще был весельчак. Здоровяк, с большим животом, прическа старомодная, волосы по бокам прилизанные, смазанные бриолином.

В тот короткий период, когда Брендан Туи патрулировал улицы, Милаки был его напарником. Это скоро закончилось, но Туи, как и все бывшие вояки, культивировал ностальгию по героическому прошлому и повсюду таскал за собой Милаки, как символ этого прошлого. Туи начал работать в отделе тяжких уголовных преступлений, а Милаки стал уполномоченным от полиции по выдаче ордеров на арест и обыск и поступал с этими документами так, как нужно Брендану, чтобы покрыть своих дружков-бандитов. Когда Туи перешел на рассмотрение гражданских исков, Милаки остался при нем. Он продолжал служить в полиции, за пенсию можно было не беспокоиться, но теперь отвечал за связь председателя судебной коллегии с шерифами и полицией. На самом деле он обслуживал Брендана. Сопровождал в черном полицейском «бьюике», а иногда принимал звонки с просьбами от таких, как Робби.

Милаки настаивал, что не шутит.

— Я слышал много рассказов, что у агентов ФБР это любимый трюк, особенно у женщин. Переспать с подозреваемым ради самоутверждения. А на суде, конечно, они все будут отрицать. Это ведь как коп, который снимает проститутку, она ему исполняет оральный акт, а потом он сует ей под нос полицейский жетон. Не до, а после. — Все четверо снова рассмеялись.

— Но что же мне все-таки делать? — спросил Робби.

— Уволь ее, — посоветовал Милаки.

Туи и Косиц сидели с каменными лицами, словно ничего не слышали. Позднее, просматривая запись разговора, я убедился, что Милаки знал насчет Ивон меньше, чем остальные двое.

Как всегда, Робби исполнял свою роль превосходно. Он повернулся к Туи, чтобы тот подтвердил совет Милаки.

Брендан едва заметно пожал плечами и выдал предложение, которое вряд ли можно было считать оригинальным.

— Если у тебя есть служащая, которой ты не доверяешь, то разумно подумать о том, чтобы ее уволить.

— Но если я ее уволю, разве это не будет выглядеть чем-то вроде признания вины? Я хочу сказать, что она знает о моих подозрениях, ведь после встречи с Уолтером мы разговаривали об этом. Может, ее как-то сбить с толку?

Туи был долговязым, худым, узкоплечим, но с приятным лицом. Последняя фраза Робби заставила его чуть отклониться назад. Аккуратная седая голова скоро возвратилась на экран монитора, и мы видели, как он внимательно разглядывает собеседника.

— А вот этот вопрос, Робби, тебе лучше задать самому себе.

— Но мне казалось, вас это тоже обеспокоит.

— Я выгляжу обеспокоенным? Тебе, Робби, действительно показалось.

— Но… мы с вами прежде такое никогда не обсуждали, и…

— И нам не следует начинать это сейчас. — Туи сделал многозначительную паузу и выдавил короткий раздраженный смешок. — Робби, ты уже вышел из того возраста, когда я мог позвонить в участок и попросить тебя отпустить. Помнишь, как вас с Мортоном прихватили с непристойными журналами? Сколько вам тогда было? Лет четырнадцать?

— Да, Брендан, но сейчас меня могут прихватить не за картинки с голыми женщинами, и вы это знаете.

— Откуда мне это знать, Робби? Я за твоими делами не слежу. У меня нет такой возможности. Ты много раз участвовал с судебных слушаниях нашей коллегии и понимаешь, как я должен себя вести. Если ты натворил что-то такое, что тебя пугает, то извини, Робби. Я судья, а не исповедник. Если ты станешь рассказывать мне о своих грехах, у меня не будет выбора. Мне придется сдать тебя полиции, и видит Бог, никто из нас этого не хочет. — Туи выдал этот монолог с надлежащей торжественностью.