Подснежник - Джейк Арнотт Страница 77

Эдди отправили в Уондсвортскую тюрьму. Ужасное место. Не зря заключенные прозвали ее «Фабрикой ненависти». Единственный плюс заключался в том, что она располагалась относительно недалеко, и я могла часто навещать Эдди. Наша мечта о собственной вилле на средиземноморском побережье казалась теперь невероятной глупостью. Мы исчерпали ее до дна и теперь переживали горькое похмелье реальности. Я стала женой заключенного. В низкопробных пабах Ист-Энда, где проводили время разные уголовные элементы, регулярно устраивался сбор средств в пользу тех, кто, подобно Эдди, отправился «к дяде на поруки», и время от времени ко мне являлись незнакомые люди и вручали фунтов двадцать пять – тридцать, чтобы я могла «выкрутиться». Они всегда приходили по двое, чтобы визит к жене осужденного не был неверно истолкован. Никто из них никогда не переступал порога, никогда не заходил в дом. Все это как бы подразумевало, что, пока Эдди отбывает срок, мне не следует встречаться с мужчинами. Отныне мне предстояло вести непорочный образ жизни – сидеть дома и дожидаться очередного поступления материальной помощи. Нет, не то чтобы у меня были какие-то варианты, просто мне было не по душе навязываемое мне целомудрие. Можно было подумать – я наложница в гареме или что-то в этом роде. Впрочем, поначалу я брала деньги и делала вид, что очень благодарна. Наличные действительно были мне нужны.

А потом я снова стала общаться с Гарри. Нас часто видели вместе то в одном, то в другом месте, но, поскольку Гарри был «голубым», моя добродетель не вызывала сомнений. Кроме того, его глубоко уважали и еще больше боялись, поэтому я могла не беспокоиться, что кто-то попытается облить меня грязью.

Дом в Гринвиче я потеряла – он был конфискован за неуплату налогов, и Гарри нашел мне квартиру в Челси. Он также настоял, что будет сам за нее платить – по крайней мере до тех пор, пока я не встану на собственные ноги. Я, однако, по-прежнему не представляла, что мне делать дальше. Работы по-прежнему не предвиделось, да и агента у меня больше не было. Как только Эдди отправился за решетку, на мне сразу поставили жирный крест.

Меня весьма беспокоило, что с каждым днем я ощущала себя во все большем долгу перед Гарри. Он много мне помогал, и я чувствовала, что должна ответить любезностью на любезность. А сразу после суда над Эдди я дала себе слово, что отныне буду держаться как можно дальше от всяких темных делишек. Но никакого выбора у меня не оставалось.

Гарри все еще носился с идеей превратить «Звездную пыль» в популярное и модное место. Я думаю, это была одна из причин, почему ему нравилось иметь меня под рукой. Я была для него ниточкой, хотя и довольно тоненькой, связывавшей «Звездную пыль» с серьезным шоу-бизнесом. Однако надежды Гарри на шумный успех были так же нелепы и несбыточны, как в свое время – мои.

Последней его авантюрой в этой области был контракт с Джонни Реем, которого Гарри ангажировал на две недели. Бедный, старый Джонни Рей! Его карьера клонилась к закату, а голос слабел. К счастью, он больше не пил, однако его здоровье было серьезно подточено былыми излишествами. В свое время его едва не прикончил цирроз печени. Кроме того, когда-то Джонни подсел на большие дозы сильных транквилизаторов, да так и не смог отказаться от этой привычки. В Англию он приехал, чтобы не платить значительные суммы, которые он задолжал налоговому управлению США. Здесь Джонни мог, по крайней мере, получить постоянную работу, даже если это означало, что ему придется выступать в рабочих клубах на севере страны.

Заполучив Джонни, Гарри считал, что ему крупно повезло. Почему-то он был убежден, что Джонни Рей по-прежнему является мегазвездой. На самом же деле в его репертуаре не было ни одного хита, наверное, с конца пятидесятых. По большому счету Джонни Рей с его необычными мелодраматическими жестами и протяжным голосом был в лучшем случае еще одним номером клубной программы – не более того.

В день премьеры Гарри постарался собрать в клубе по-настоящему респектабельное общество. Но на деле его гостями стали все те же бывшие боксеры, мелкие знаменитости и крупные воротилы преступного мира. Среди них, однако, затесался и представитель еще одной социальной группы, которая прежде нечасто посещала «Опилки». Я имею в виду полицию. Я догадывалась, что Гарри время от времени подкармливает легавых, но не думала, что когда-нибудь встречу одного из них в клубе. Однако времена изменились, и теперь я убедилась в этом воочию.

Когда я села за столик, Гарри сразу представил меня коренастому, крепко сбитому мужчине, одетому в дешевый костюм. У него было угрюмое, грубое лицо и глаза, которые показались мне непропорционально маленькими.

– Это – старший детектив-инспектор Джордж Муни, – сказал Гарри и лукаво подмигнул, когда Муни взял меня за руку. Его ладонь казалась слабой и влажной. Я удостоила детектив-инспектора лучшей улыбкой, как меня учили в «школе обаяния». Глаза, зубы и прочее.

– Счастлив познакомиться с вами, мисс Райдер, – сказал Муни.

Выражение его лица оставалось бесстрастным, однако в том, как он оглядывался по сторонам, было что-то хитрое. Казалось, он не упускает ни одной мелочи, но прочесть что-либо по его крошечным глазкам было совершенно невозможно. Мне они напоминали замочные скважины.

– Я видел несколько фильмов с вашим участием. Мисс Райдер, – добавил он.

– Боюсь, они не вошли в золотой фонд киноклассики, – усмехнулась я.

– Зато класс есть у вас. Вы сыграли так, что сразу становится понятно: фильмы эти – дрянь, а их убогие рамки просто-напросто тесны для вашего таланта.

– К сожалению, именно поэтому моя игра не слишком нравится некоторым режиссерам. И, как результат, моя карьера оставляет желать много лучшего. То, что теперь я жена преступника, тоже не способствует карьерному росту.

– Да, – холодно согласился Муни. – Неудачное совпадение.

Что-то отвлекло его внимание, и я, воспользовавшись этим, попыталась пересесть на другой стул подальше от Муни, но вдруг почувствовала, как Гарри взял меня за локоть.

– Будь с ним полюбезнее, – прошипел он мне на ухо.

И я вернулась на прежнее место. Муни улыбнулся мне и уже собирался сказать что-то еще, но тут оркестр под вежливые хлопки закончил свой вступительный номер, и к микрофону вышел конферансье.

– Благодарю вас, леди и джентльмены. А теперь встречайте его – парня, которого вы все ждали! Принц Слез, Герцог Сердце, Мистер Романтик собственной персоной!.. Поприветствуйте его как следует – не жалейте ладоней, потому что сейчас вам будет петь легендарный Лохинвар, ^[43] Король Рыданий, мистер Джонни Р-рей!

Едва не зацепившись за провод от микрофона, Джонни выскочил на сцену и затянул какую-то протяжную песню. Его манера исполнения, – как всегда в последние годы, – отличалась излишней драматизацией. С тех пор как Джонни начал глохнуть, он больше не мог позволить себе тонких, постепенных переходов от одной тональности к другой. Теперь ему не оставалось ничего другого, кроме как изо всех сил напрягать связки и играть голосом в надежде, что каким-нибудь случайным образом он возьмет несколько верных нот. Все его тело колыхалось и дергалось в такт этим малоуспешным вокальным экзерсисам, и смотреть на это было не особенно приятно. Джонни Рей превратился в злую пародию на самого себя. В довершение всего во время исполнения второй песни микрофон поймал сигнал его слухового аппарата и зафонил, наполнив зал пронзительным визгом. Джонни пришлось начинать все с начала. Каким-то чудом ему удалось довести этот номер до конца, и Гарри, подавая пример окружающим, с энтузиазмом захлопал в ладоши. Увы, раздавшиеся следом аплодисменты выражали скорее облегчение от того, что это безобразие наконец закончилось. Впрочем, при желании в них можно было уловить и сочувственные нотки.