Смертный приговор - Андреас Грубер Страница 75

– Хорошие новости для разнообразия.

Сабина беспокойно заерзала на диване.

– Ну же, поезжайте, – сказал ей Снейдер.

– А вы?

– Я еще пару минут побуду здесь, потом возьму такси и догоню вас.

44

Снейдер проводил Сабину взглядом, когда она покинула виллу и захлопнула за собой входную дверь. Даже если полицейские ничего не добились от Эрика, Сабина сумеет увидеть и понять нужную подсказку, которая прольет свет на это покушение. Снейдер не сомневался. Все-таки она была самой настойчивой, упрямой и одновременно талантливой студенткой, которую он когда-либо обучал – пусть и так недолго. Отпустить такую женщину! За это он мог просто свернуть шею Дитриху Хессу. Но как у луны, у каждого человека есть темная сторона, которую тот никому не показывает, – особенно это касалось Хесса.

– О чем ты размышляешь? – спросила Ауэрсберг.

Снейдер сделал глоток чая.

– Не думаешь, что ты слишком далеко зашла с критикой Вессели? – наконец спросил он, когда услышал, как Сабина завела свою машину перед домом. – Все-таки он был одним из твоих преподавателей.

– И это говоришь именно ты, мистер Грубый Намек! – Ауэрсберг единственная, кто мог позволить себе подобное замечание. – Малышка это переживет, – добавила она. – К тому же эта девочка не производит впечатления человека, который позволит навязать себе чужое мнение… Она тебе нравится?

Опять эта тема. Похоже, она никак не могла поверить, что его не привлекают женщины. Или не могла смириться, что между ними двумя не пробежала искра.

– Ты же знаешь, что я…

– Да, знаю, и что? Она тебе нравится?

– Я нахожу ее милой.

– Милой? – переспросила она. – У тебя кто-то есть?

– Это тебя не касается.

– Значит, нет.

И это так быстро не изменится. Во-первых, в его доме все еще висели фотографии партнера, который умер от СПИДа, а во-вторых, он презирал большинство педерастов. Звучит парадоксально, но у него всегда было собственное отношение к данной теме. Хотя он и сам принадлежал к этому клубу, но не обязательно следовал правилам. Некоторые соратники настолько действовали ему на нервы, что в его узкий круг – и он был действительно узким – входило всего несколько гомосексуалистов. И никто из них не кичился своей ориентацией и не чувствовал себя особенным только потому, что был голубым! Если клика хотела лояльности, тогда и сама должна проявлять ее по отношению к другим.

Вопрос Ауэрсберг вывел его из задумчивости.

– Что сказали по телефону? – Она кивнула на его мобильник.

Снейдер объяснил ей.

– Думаешь, умно посылать молодую студентку в больницу? Все-таки ее сегодня уволили, а ты позволяешь ей шпионить дальше.

– Если кто и найдет след, то только она.

– Настолько талантливая?

– У нее есть качество, которое многие из наших коллег со временем утратили. Она любопытная. Разве ты не заметила? У нее даже глаза имеют форму вопросительных знаков.

Ауэрсберг улыбнулась.

– Похоже, ты очень в ней уверен.

– Так и есть, но не говори ей, а то она зазнается. То, что ее вышвырнули из академии, я улажу.

Она покачала головой:

– Мартен, подобными действиями ты рубишь сук, на котором сидишь.

– Это мой единственный шанс, потому что Хесс и так хочет меня на нем вздернуть.

– Как это типично для Мартена, – вздохнула она. – Тот, кто мягкий внутри, должен быть жестким снаружи – как черепаха.

– И это говоришь ты. У тебя кто-то появился? – Он прочел ответ в ее глазах. – Вот видишь.

– Причина моего одиночества, в любом случае, не язвительность мизантропа! – защищалась она.

– Ой, вот это было ниже пояса.

– И я еще добавлю. Нет более одинокого человека, чем тот, который любит только себя.

– Одиночество – это выбор многих великих умов, – парировал он.

– Мартен, – вздохнула она. – Я же тебе добра желаю.

– Знаю, к тому же беседа с тобой всегда бодрит.

– Но ты приехал сюда не из-за этого, – напомнила она ему. – Значит, вы подозреваете связь между покушением на вашего коллегу, убийствами «Многоножка» и другими делами?

– Да, например, «Ваттовое море» или недавнее убийство в Нюрнберге. – Снейдер вкратце ввел ее в курс дела и объяснил теорию Сабины, что работали как минимум двое преступников и совершали убийства таким образом, чтобы подозрение всегда падало на кого-то другого. – Возможно, мы наткнулись на крупную рыбу, – закончил свой рассказ Снейдер.

– Мы? – скептически спросила она. – Если ты морочишь своей коллеге голову, то неудивительно, если она…

– Ты меня знаешь! Я так не работаю, – возразил он. – Хотя я ее и спровоцировал, но только для того, чтобы она начала самостоятельные поиски. Она пришла к похожему выводу, что и я. Кроме того, она наткнулась еще на одно нераскрытое дело, которое, возможно, вписывается в общую схему.

– Убийство в Айфеле может быть просто совпадением, – вставила Ауэрсберг. Она наклонилась вперед и налила чая в чашку Снейдера. – Зеленый дарджилинг… очищает голову и стимулирует нервную систему. – Она поставила чайник на стол и озабоченно всплеснула руками. – Лучше, чем то, что ты куришь.

Ауэрсберг не понимала его любви ни к дальневосточной философии, ни к травке, которую он выращивал. У Снейдера пересохло во рту – как всегда случалось, когда его тело реагировало быстрее, чем мозг. «Что-то здесь не так!» Погруженный в мысли, он взялся за чашку.

В тот же момент Ауэрсберг взяла его за руку.

– Мартен, ты должен следить за здоровьем…

– В чем дело? Ты записалась в самаритяне? – Такой озабоченной он ее еще не видел. Кроме того, Ауэрсберг никогда не прикасалась к нему, за исключением приветственного объятия или полувоздушного поцелуя. Он быстро отдернул руку и тут почувствовал колющую боль.

Снейдер повернул ладонь. Чуть ниже запястья на коже краснела тонкая царапина. Он оглядел руки Ауэрсберг. Из оправы ее рубинового кольца торчал крохотный шип.

– Извини. – Ее улыбка сбивала с толку.

В голове у Снейдера судорожно завертелись мысли. Внезапно он понял, что было не так.

– Я ни одним словом не упомянул, что Сабина наткнулась на дело каннибала в Айфеле, – пробормотал он.

Ауэрсберг грустно улыбнулась.

– Как глупо с моей стороны. Я сразу поняла, что совершила ошибку.

Наблюдая за Ауэрсберг, которая невозмутимо откинулась на спинку кресла, Снейдер прижался губами к запястью, высосал кровь и сплюнул на ковер.

– Не старайся, – сказала Ауэрсберг. – Он уже в твоей крови.