Горгулья - Эндрю Дэвидсон Страница 75

Предложение было весьма заманчиво, тем более что Сигурд временами опасался, а достаточно ли ему мужественности. По утрам он лез в воду в поисках дохлой рыбы; днем работал в качестве подмастерья, а иногда, когда накатывало одиночество, помогал чужой жене по хозяйству. Сигурд обещал подумать, но уже заранее знал, что согласен (не в последнюю очередь потому, что Эйнар назвал его другом).

И вскоре викинги уже рассматривали кандидатуру Сигурда. Пошли какие-то недомолвки, шепотом передавался слух о том, что Сигурд — настоящий fudflogi, что он готов впасть в панику от одной только мысли о том, чтобы ублажить женщину… но обижать Эйнара они не хотели. Когда само твое существование зависит от ладьи, на которой плывешь, не стоит задевать главного плотника. И вообще, викинги не слишком возражали против не совсем традиционных пристрастий, лишь бы только человек был не слабак. А то ведь если кто-то в играх подчиняется другому, так он и в остальных занятиях поддастся? Да в той же битве? Впрочем, доказательств того, что Сигурд хоть раз ложился под другого мужчину, не было — только намеки, что теоретически он не прочь. После серии проверок, во время которых викинги оценивали силу и сноровку Сигурда в обращении с оружием, его взяли в испытательную экспедицию к берегам Англии.

Корабль был огромный, внушительный, со щитами из воловьей кожи и парусами из шерсти; нос украшал свирепый змей. Правили викинги по солнцу и звездам, а сами сидели на пустых сундуках — когда они заполнятся, наступит время плыть домой. Викинги так явственно радовались грядущему бою! С песнями готовились к осаде, хлопали друг друга по лицу, резали себя до крови, чтобы напоить заждавшиеся клинки. Некоторые даже воображали, что одержимы звериными духами, и специально поедали berserkjasveppur — грибы, превращающие воина в берсеркера, — перед тем как ступить на английский берег.

Эйнар отсоветовал Сигурду это дело. Он пробовал грибы в своем первом походе и убедился, что они лишь мутят сознание. Впрочем, викинг признался, что иногда не прочь пожевать грибков в мастерской, когда недостает вдохновения для резьбы. По его словам, после пары грибочков получалось выводить такие плавные изгибы, которые не удавались человеку на трезвую голову.

Сигурд вскоре обнаружил, что драться ему легко, да и англичан победить несложно — те обычно просто отдавали все свое добро, стремясь поскорее покончить с неприятностями. Особенно монахи. Набеги были весьма успешны, и Сигурд с помощью Эйнара неплохо проявил себя. Его позвали во второй раз, и в третий, а там уж приняли в команду насовсем. Впервые в жизни Сигурд испытал чувство привязанности. После стольких лет одиночества у него появилось сразу две семьи — семья Эйнара и братство викингов — и уверенность, что недавно доказанная мужественность однажды раскроет перед ним врата Вальхаллы.

Так шли годы. В промежутках между военными походами Сигурд и Эйнар упражнялись с оружием и продолжали совершенствовать свой плотницкий союз. Резьба у Эйнара делалась все более вычурной — быть может, потому, что во время работы он потягивал эль и все чаще пользовал грибы в поисках вдохновения. Сигурд также развивал свой дар раскрашивать изделия. Эти двое почти все дни проводили вместе и нравились друг другу все больше и больше.

Конечно, Сигурд влюбился в Эйнара. То был уже не просто первый бутон страсти, но нечто более глубокое, прекрасное и настоящее. Конечно, Эйнар все понимал, однако научился мастерски делать вид, что не замечает жарких взглядов Сигурда. Так они и держались друг с другом: притворялись, как будто ничего и нет. Обсуждать толку не было, вот они и молчали, и это нечто висело между ними, словно долгая ночь, после которой не будет рассвета.

Что же до Сванхильд, ее любовь к Эйнару тоже росла с каждым годом; впрочем, восторги от мужества викингов уступили место суровой реальности: мужа подолгу не бываю дома, а у жены за целые недели до приближающегося набега портилось настроение. В конце концов все стало совсем плохо. Она рявкала в ответ на просьбы Эйнара налить ему еще эля, без причины кляла всех богов и даже расплакалась, когда Браги оцарапал себе коленку, размахивая игрушечным мечом.

Это было невыносимо. Эйнар схватил жену за плечи и принялся трясти, пока та не сдалась.

— Все дело в тебе! — всхлипнула она. — Ты уплываешь, а я с ребенком!

Эйнар расплылся в улыбке.

— Перестань! Я уже не могу забеременеть, — причитала она. — Я старая!

— Не очень-то и старая, — протянул Эйнар. — Совсем нестарая.

Вечером накануне отплытия мужчин в поход Сванхильд подала им копченую свинину и свежайший эль, но сама едва произнесла хоть слово. Наутро она не пошла провожать Эйнара к берегу.

Лишь на прощание у порога шлепнула его разок по губам.

Набеги шли, как всегда. Почти любую битву викинги могли выиграть за счет одной лишь репутации, не вынимая даже мечей из ножен, а когда достигли основного пункта назначения, корабль уже был плотно загружен добычей. Воины сделались самодовольны, подготовились хуже обычного — ведь так часто прежде нападали на деревни англичан без всяких сложностей. Зато местные жители недавно научились новым способам защиты и намеревались отстоять свою честь. Они не рассчитывали полностью сладить с викингами, но отчаянно надеялись уложить хоть несколько завоевателей.

Викинги высыпали со своего корабля, побежали по песку… но с неба вдруг обрушился дождь стрел. Сигурд отличался особенной зоркостью, вот и в это утро углядел особенно опасную стрелу. Он уже готов был уклониться в сторону, но вдруг осознал, что тогда стрела настигнет того, кто сзади.

Эйнара.

И не шевельнулся.

Стрела пронзила шкуры на груди Сигурда; он вскрикнул и упал, пальцами вцепившись в древко.

Оправившись от неожиданного удивления, остальные викинги быстро собрались с силами, и деревня поддалась их натиску — как всегда. Однако ни Эйнар Эйнарссон, ни Сигурд Сигурдссон уж больше не участвовали в битве, оба остались на берегу. Стрела застряла глубоко в груди Сигурда, вонзилась до самого оперения, и нельзя было ее вытащить, не потревожив рану.

Сигурд это понимал. Было страшно, но он собрался с духом, хотя глаза уже стекленели льдом, как будто заброшенные в море весла, и позвал:

— Эйнар?

— Да.

— Я умираю.

— Да нет же!

— Помни меня.

— Как же, забудешь такого глупца, — буркнул Эйнар. — Вздумал умирать от поверхностной раны!

— Эйнар!

— Что?

— Мне нужно что-то тебе сказать.

— Для умирающего ты слишком разговорчив.

— Нет, — настаивал Сигурд. — Eg elska…

— Что ты лопочешь, — перебил Эйнар, — совсем как баба! Побереги силы!

По лицу Эйнара было понятно, что разговор окончен, и тогда Сигурд закрыл глаза, а друг понес его на ладью. Там Эйнар ножом стал срезать кожу вокруг древка стрелы, и Сигурд каждый раз выл от боли.