Браво-Два-Ноль - Энди Макнаб Страница 75

— Ты не думаешь, что вас могло быть восьмеро?

Значит, этим офицерам известно о столкновении рядом с магистралью, и они пытаются установить связь — если уже не сделали этого. В глубине души я понимал, что это лишь вопрос времени.

— Не знаю, люди бегали, суетились. Нас не готовили к такому, мы обучены оказывать первую помощь раненым, — и вдруг нас выбросили в самом сердце Ирака. Быть может, нас было и восемь человек, я понятия не имею. Я был совершенно сбит с толку и бежал куда глаза глядят.

— Где совершил посадку вертолет?

— Право, я не знаю. Нас просто высадили. Я не знаю, где именно. Я не следил по карте, куда мы летим, — всем занимались летчики.

Поверят ли иракцы в этот бред? Я чувствовал себя так, словно нахлестываю кнутом дохлую лошадь, но у меня не было выбора — я свернул на этот путь, и теперь оставалось только идти вперед, куда бы он ни привел. Я не мог сказать, есть ли у иракцев против меня что-то серьезное, или они просто ощупывают меня, пытаясь понять, кто я такой. Мне приходилось продолжать свою игру. На моем месте так же поступил бы любой. Пока что не было никаких оснований для паники; беседа велась очень мило.

— Расскажи мне о том снаряжении, Энди, которое было у вас с собой. Мы никак не можем взять в толк, что к чему.

Я не знал, что он имеет в виду: то ли наши брошенные рюкзаки, то ли подсумки, с которыми меня схватили. Получалось, что иракец говорит про уничтоженную разведгруппу из восьми человек, а я же продолжаю твердить про поисково-спасательную группу.

— Ну как же — обычный набор. Вода, боеприпасы, а также дополнительные аптечки первой помощи и личные вещи.

— Нет, расскажи мне про ту взрывчатку, которая была у вас в рюкзаках.

Так, подожди-ка — я еще не подтвердил, что был в составе разведгруппы.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Ну же, Энди, давай поскорей покончим с этим. Ничего страшного не будет. Посиди, не спеши, подумай, и все будет завершено сегодня же вечером. Мы непрерывно следили за вами с тех самых пор, как вас впервые обнаружили. Нам известно, что это были вы и ваши товарищи. Мы следили за всеми вашими действиями.

— Простите, но я не понимаю, о чем вы говорите.

— На самом деле ты ведь прекрасно все понимаешь, не так ли, Энди? Такое большое количество пластида. Вы намеревались что-то взорвать?

Голос полковника оставался любезным и вежливым — заботливый дедушка, который справляется о моем здоровье. Однако я понимал, что долго так продолжаться не будет. Во время обучения нас учили быть готовыми в любой момент воспользоваться всем чем угодно, потому что никогда нельзя знать, подвернется ли еще такой случай. Золотое правило состоит в том, что если появляется возможность перекусить, ею надо обязательно воспользоваться. Сейчас эти штабисты строят из себя вежливых и обходительных людей, пытающихся помочь мне, насколько это в их силах, поэтому я решил, что пора мне снять с этого хоть какие-то дивиденды.

— Пожалуйста, вы не могли бы дать мне что-нибудь поесть, все равно что, потому что я уже несколько дней ничего не ел, — сказал я. — У меня от голода сводит желудок. Я был бы очень рад, если бы меня накормили.

— Разумеется, тебя накормят, Энди. Конечно, найти продовольствие будет достаточно трудно, потому что из-за ваших санкций у нас голодают дети. Однако мы все равно постараемся что-нибудь найти. Мы очень добрый и щедрый народ. Мы позаботимся о тебе. Если ты нам поможешь, как знать, возможно, и мы сможем тебе помочь. Быть может, ты скоро вернешься домой. Только подумай, Энди, — домой.

Рис оказался обжигающе горячим, как и миска восхитительных тушеных помидоров с двумя хлебными лепешками. Вода, наоборот, была холодная и освежающая, и принесли ее в чистом стакане.

Один из солдат взял ложку и принялся было меня кормить.

Я взмолился:

— Пожалуйста, нельзя ли освободить мне одну руку, чтобы я смог есть сам?

Майор сказал «нет», но полковник махнул рукой, выражая согласие. На правой руке расстегнули браслет наручников, и освобождение от давления полоски стали показалось мне настоящим блаженством. Единственная проблема заключалась в том, что рука онемела и я не мог держать ложку. Мне пришлось кое-как зажать ее между мизинцем и безымянным пальцем, а в качестве второй точки опоры уложить на оттопыренный большой палец.

Полковник указал на портрет Саддама.

— Ты знаешь, кто это такой?

Я поколебался, словно стараясь вспомнить имя человека, с которым встретился на вечеринке, и наконец сказал:

— Да, это Саддам Хусейн. Президент Хусейн.

— Да, это так. Что ты о нем слышал?

Что я должен был ответить на этот вопрос? «Да, я наслышан про этого ублюдка. Я слышал, у него отлично получалось травить газом иранских детей»?

— Я знаю, что он сильный правитель, ему принадлежит вся власть в стране.

— Совершенно верно. Под его руководством мы скоро избавимся от гнета Запада. У нас нет времени возиться с тобой. Ты нам не нужен.

Это не была пафосная риторика; полковник продолжал говорить обычным голосом.

Расправившись с горячим, я набросился на помидоры. Есть их было очень трудно, потому что губы у меня распухли и онемели. Я чувствовал себя так, словно вернулся из кабинета зубного врача, где мне сделали укол заморозки, и решил выпить чаю, но он течет по подбородку, потому что рот ничего не чувствует. Я шумно и некультурно хлюпал и чавкал, томатный сок струился по моему подбородку. Помидоры были просто божественные, и я сожалел только о том, что мой покрытый ссадинами рот не позволяет мне пережевывать их надлежащим образом, растягивая наслаждение. С хлебом тоже возникли проблемы. Я просто заглатывал его большими кусками, не жуя. Неважно: я хотел побыстрее запихнуть еду в горло, на тот случай, если штабистам вздумается снова играть со мной в игры и они не дадут мне закончить трапезу.

Не сводя с меня взгляда, полковник очистил апельсин. Не в пример моему обезьяньему чаепитию на полу, проделал он это с подчеркнутым изяществом. Маленьким ножиком полковник сделал четыре аккуратных надреза на шкурке, затем по очереди очистил каждую четверть. После чего дольку за долькой вскрыл апельсин.

Этот плод ему подали на расписном фарфоровом блюдце, на подносе вместе с серебряным ножичком и вилкой. Двое вышколенных рядовых бегали с чайником, разливая чай офицерам, а те сидели совершенно неподвижно.

Время от времени полковник брал дольку апельсина и отправлял ее в рот. На ковре на полу жадно чавкал и хлюпал его пленник. Вот и говорите после этого про Красавицу и Чудовище.

Мой желудок начинал чувствовать себя вполне прилично, и дело было не только в еде: пока я ел, ко мне не приставали с вопросами. Это дало мне время подумать.

Естественно, как только я закончил, мне снова сковали руки, и беседа продолжилась с того места, на котором мы остановились. Полковник по-прежнему говорил так, словно мы уже согласились, что снаряжение, обнаруженное на месте первой стычки рядом с магистралью, принадлежало нам.