Простые вещи, или Причинение справедливости - Павел Шмелев Страница 73

Надя Наумова о подобном везении и не мечтала никогда. Представить было невозможно, что ей, детдомовке без образования, прямо в руки свалится такое счастье.

За недолгую двадцатилетнюю жизнь ей всяко хлебнуть пришлось. Мать-наркоманка, которую еле помнила (а отца и не знала никогда) «присела» за кражу, когда Наде было года четыре. Мамка, говорят, откинулась по «досрочке», но так и не приехала к дочери, быстро соскользнула на второй срок. Жили с бабушкой, та приехала из Бузулука за квартиркой присмотреть, оформила опекунство, это для пособия. Крепкая пятидесятилетняя женщина работала уборщицей в поликлинике, внучку любила, баловала, покупала игрушки, а один раз даже новые кроссовки. Хорошее время было. А потом бабушка подселила Гошу, сожителя своего.

С Гошей жили недолго да горько — сначала бил жестоко, а потом переменился, ласковый стал, полез лапами своими. Не тут-то было — схватила нож, оскалила зубы: «Убью, тварь!». Сколько ей было? Вроде, одиннадцать? Скоро Гоша пропал — трубой угостили его по голове, полежал в больничке недели две и концы отдал. Надя на похороны не ходила. Бабушка с горя запила, квартиру продала, да деньги не удержались. Опекунства ее лишили, а девочку определили в интернат.

В интернате жилось терпимо, главное — хлебалом не щелкать. Да и взрослая уже была, четырнадцать. Сломанный нос и опущенная почка (воспитательница била узлом мокрого полотенца) — не в счет, мелочь. Кому сейчас легко? Училась на швею, но не понравилось, бросила. Грезилось об одном только: своя маленькая квартирка или лучше домик, а в спальне — колыбелька с ребеночком. Про мужа — будет ли? — не думалось, неважно это.

Мечта со временем обрастала подробностями. Вот, например, — хотелось работать в ИКЕЕ, продавцом-консультантом. Там девочки все в форме, красивые, аккуратные, много простора, воздух кондиционированный, и главное же, главное! Рядом, буквально в пятистах метрах — жилой комплекс «Лопатников». Дома трехэтажные, в них квартирки крошечные, малосемейки, метров по двадцать. Как сказал один уважаемый человек по телевидению: «Кажется смешным, но люди берут». Раз берут, то это хорошее. А квартирки совсем недорогие — восемьсот пятьдесят тысяч. И уютные. Дешево, потому что от города далеко. И детский садик есть, и школу строят!

Восемнадцать исполнилось — дали койку в общаге, в хорошей комнате, на двоих. Райсобес нашел ей работу только на почте, не было другой. Письма-квитанции разносить, пенсию, газетки. Работа оказалась не чмошная, с людьми, на воздухе. И зарплата хорошая, только маленькая, восемь тысяч. На еде экономила, чтобы приодеться хоть чуточку, но не всегда получалось. То шоколадку захочется, то игрушку в витрине увидит чудесную, а три месяца назад и телефон в кредит купить поманило, не удержалась.

Держалась бодрячком, с коллегами ладила, к людям, особенно пожилым и детям была приветлива. Начальница, правда, частенько называла ее «дебилкой», но это не со зла, а в запальчивости. Бывает. Это Надю не беспокоило, а угнетало все чаще вот что — несбыточность планов, которым осуществиться не суждено. Добрая, некрасивая, но по-житейски неглупая Надя понимала, что в двадцать лет она пришла в тупичок своей маленькой жизни — никакого домика, от которого можно строить свое счастье у нее не будет. Никогда.

Нипочем ей столько денег не скопить, даже если повысят зарплату до десяти тысяч (ведь обещала начальница). Вот хотя бы пятнадцать? Но нету здесь такой работы для нее. А другие пути под запретом. Воровство отвратительно, даже умирая от голода, не взяла бы Надя чужого. Проституткой — брезговала, ради будущего ребенка хотелось в чистоте себя сохранить. Да не в этой, девической (интернат, какое тут девичество?), а в духовной. Так уж у нее устроилось внутри, не переделаешь.

И вдруг — это! А женщина оказалась симпатичная, глаза у нее лучистые, с искоркой. Мало кому доверять можно, но этой женщине (даже даме) — хотелось. Получилось же вот как…