Темные дороги - Тони О'Делл Страница 73

Я вдруг понял, почему мальчишки-фермеры кидаются на овец, а папаши – на своих дочерей. Они сбрасывают с себя все человеческое, как змея кожу, и смотрят на себя новыми глазами. Обновляются. И меня от них отличает только страх. Вдруг из-под старой кожи покажется нечто отвратительное.

Вдруг я – урод.

Я не поехал прямо домой. Прикинул кратчайший путь к конторе шахты и встал на обочине. Ветки хлестали по лицу, я провалился в сурчиную нору и подвернул ногу, но я спешил. Ведь она ждала меня. Беспокоилась обо мне. Заботилась.

Лунный свет придавал причудливые формы камням рядом с железной дорогой. Они словно тянули ко мне руки.

Может, она сидит у конторы на свежем воздухе? Мигнула бы фонариком, что ли, или костер разожгла.

Наверное, я опоздал и она уже ушла.

Я ускорил шаг. Споткнулся.

Вот они, ее рюкзак и термос!

– Келли, – позвал я.

Я задыхался.

– Келли, – повторил я.

Скрип гравия электрическими разрядами отдавался в голове.

В темноте конторы белела согнутая в колене голая нога, обутая в женскую теннисную туфлю. Ступня была странно вывернута, неестественный угол для спящего человека. Да и для живого тоже.

Я сделал еще шаг и увидел ее руку со скрюченными пальцами. Точь-в-точь коготки у птицы.

ИНСТИНКТ бросил меня на колени и велел зажмуриться. Психозы Эмбер встали на дыбы и обступили меня. Гарцующие единороги Мисти заполонили небо. Неужели это учинил банкир Брэд со своей мальчишеской улыбкой? А вдруг он узнал про нас с Келли?

Когда мама застрелила папашу меня рядом не было. Я никогда не видел покойника. Бабушка с дедушкой не в счет, они отжили свое, да и любовью окружающих не пользовались. Папашу хоронили в закрытом гробу. Я никак не мог понять почему. И вот теперь, когда я знал мысли дяди Майка насчет папаши и Мисти, до меня дошло. Наверняка гроб закрыли по требованию дяди, он не мог набраться духу еще раз посмотреть на брата. Стыд какой. Ведь в этом отношении на отце не было вины, и дядя Майк как бы потерял брата во второй раз.

Я попытался глубоко вдохнуть. Раз, другой… Может быть, она только ранена. Может, все еще обойдется.

С колен я не поднимался. Близость земли будто придавала мне сил. Сам себе я напоминал ребенка, что закрыл лицо руками и потому чуть воспрянул духом.

– Келли, – прошептал я. – Прошу тебя.

Я встал на четвереньки. Передо мной маячили ее мертвые ноги. Тошнота подступила к горлу еще до того, как я увидел тело целиком. Вырвало меня прямо здесь, я не успел отползти в сторону. Нехорошо с моей стороны.

Лица на ней не было. Точнее, у нее не было лица. Осталась часть челюсти с несколькими зубами и кусок лба.

Теперь меня выворачивало всухую. Казалось, спазмы никогда не кончатся. Было темно, но я видел кости и плоть, мозги и волосы. Смотри на ноги, велел я себе. А то вдруг увидишь еще что-нибудь. Например, глаза. Целые и невредимые. Где-нибудь в углу.

Я коснулся ее колена. Ледяное. Взял ее за руку.

Из глаз у меня хлынули слезы. К горю примешивалось что-то вроде облегчения. Теперь я знал: у людей есть душа. В ее холодной мертвой руке не пульсировала кровь. Но в этой руке не было и ее самой. Того, что больше слов, мыслей и чувств. Отсутствовало главное. Самая суть.

Она ушла от нас. Вот и все. Как и папаша. Он не исчез. Может быть, мы с ним еще встретимся. Может, еще не все потеряно.

Поднес ее руку к лицу и смочил слезами. Пальцы пахли салями и горчицей. Келли приготовила нам бутерброды.

Шаги за спиной не испугали меня. Я знал, что обязательно их услышу, и не стал отвлекаться.

Подождет.

Прошло немало времени, прежде чем я поднялся и двинулся к двери.

Глядя на меня мутными глазами, она вся дрожала.

– Прости. – В ее хриплых всхлипываниях не было слез. – Я не соображала, что делаю.

Я готов был броситься на нее. Но не бросился. Ноги мои двигались медленно-медленно, как бывает во сне.

Куча времени прошла, прежде чем я приблизился к ней и забрал винтовку дяди Майка.

– А что будет со мной? – прошептала она.

Я хотел сказать, что в ней воплотилось все хорошее, что меня окружало, и все плохое. Мои благие намерения и моя реальная жизнь. Все обещания, которые я не сдержал. Но как ей все это объяснить? Я сумел выдавить только одно слово:

– Эмбер.

Ее фиалковые глаза горели во мраке. Снизошедшее на меня спокойствие было подобно смерти без мук. Я мог дать ей только то, что потерял. И то, что потерял, вовеки пребудет со мной.