Раскаты грома - Уилбур Смит Страница 71

– Хорошо, – кивнул Сол. – Мне потребуется какое-то время, чтобы обойти вокруг. Потерпи.

И он, улыбаясь, приподнялся и наклонился вперед, чтобы коснуться плеча Шона.

Шон навсегда запомнит его таким: большой рот кривится в улыбке, белые зубы сверкают сквозь трехдневную щетину, шляпа сдвинута на затылок, так что волосы падают на лоб, нос обгорел на солнце и шелушится.

Скалу за ними покрывали трещины. Не наклонись Сол вперед в этом дружеском порыве, он не подставился бы.

Снайпер наверху увидел над камнем край его шляпы и прицелился через трещину. В миг, когда пальцы Сола коснулись Шона, его голова оказалась как раз против трещины.

Пуля попала Солу в правый висок, прошла по диагонали навылет и вышла за левым ухом.

Их лица разделяло восемнадцать дюймов. Сол улыбался, когда в него попала пуля. От удара его голова лопнула, как воздушный шар.

Губы растянулись, улыбка превратилась в отвратительную маску, потом его отбросило, и он покатился вниз по склону. Его голову и плечи милосердно скрывала жесткая сизая трава, растущая между скалами, но туловище дергалось, а ноги конвульсивно плясали.

Долгих десять секунд Шон не шевелился, и выражение его лица не менялось. Столько времени ему потребовалось, чтобы поверить в увиденное. Потом его лицо словно развалилось на части.

– Сол! – прохрипел он. – Сол! – Выше, резче, с осознанием потери. Шон медленно поднялся на колени. Тело Сола наконец замерло. Неподвижное, обмякшее.

Шон снова раскрыл рот, но оттуда вырвался только нечленораздельный рев. Так ревет старый буйвол, когда ему прострелят сердце – так выражал свое горе Шон. Низкий звериный стон услышали и его люди, и буры наверху в блюдце.

Он не пытался дотронуться до Сола. Только смотрел на него.

– Нкози.

Мбежане пришел в ужас от того, что увидел в лице Шона.

Рубашка Шона стала жесткой от его собственной засохшей крови. Ссадина на щеке раздулась, горела огнем, из нее сочилась лимфа. Но Мбежане встревожили глаза Шона.

– Нкози.

Мбежане хотел удержать его, но Шон не слышал.

Глаза его остекленели от безумия, затмившего горе. Голова вжалась в плечи, он зарычал, как зверь:

– Держи их! Держи ублюдков!

И петляя ринулся наверх, прижимая к груди ружье с примкнутым штыком.

– Пошли! – ревел он и бежал наверх так быстро, что в него попала всего одна пуля. Это его не остановило, и он перевалился через край и стал бить ружьем, как дубиной, и колоть штыком.

Снизу, из камней, за ним устремились и ворвались в блюдце четыреста человек. Но прежде чем они добежали до Шона, он оказался лицом к лицу с Яном Паулюсом Леруа.

На этот раз они были не на равных. Ян Паулюс исхудал и был болен. Он превратился в огромный скелет. Ружье его было не заряжено, и он пытался его зарядить. Подняв голову, он узнал Шона. Увидел его, высокого, обрызганного кровью. Увидел штык в его руках и безумие во взгляде.

– Шон! – сказал он и поднял ружье, чтобы отбить штык.

Но не сумел. Штык, за которым был весь вес тела Шона, отшвырнул его ружье и устремился дальше. Ян Паулюс почувствовал, как штык пронзает его плоть, и упал.

– Шон! – крикнул он, лежа навзничь. Шон стоял над ним; он выдернул штык и высоко поднял ружье обеими руками, готовый ударить снова.

Они смотрели друг на друга. Нападающие англичане прошли дальше, и они остались одни. Один раненый на траве, второй тоже раненый – в руках штык, в глазах безумие.

На траве побежденный – он сражался, и страдал, и приносил в жертву жизни тех, кого любил. Над ним победитель – он тоже сражался, и страдал, и приносил в жертву жизни тех, кого любил.

Игра называлась война. Выигрышем была земля. Наказанием за проигрыш – смерть.

– Maak dit klaar! Заканчивай дело! – негромко сказал Шону Леруа. Безумие Шона погасло, как пламя свечи. Он опустил ружье со штыком и выронил его. Охваченный слабостью – все-таки его ранили, – он пошатнулся. С удивлением посмотрел на свой живот, зажал рану руками и опустился на землю рядом с Яном Паулюсом. Бой в «блюдце» закончился.