Краткая история семи убийств - Марлон Джеймс Страница 70

Проходит десять минут, пятнадцать, час, день, пять лет, но мне поровну, сколько его проходит, а Ревун выстилает мне еще одну дорожку, но говорит, что я ее не получу, пока не покажу ему, как обращаться с оружием. Я ему говорю, что даже тупой шибзденыш, что вылезает из манды наружу, умеет стрелять из ствола, и он отвешивает мне оплеуху, но я ничего не чувствую. Да, такие вот дела. Не чувствую ни оплеухи, ни боли, ни пули. Джоси Уэйлсу я не говорю. А когда начинают танцевать тени, они мне говорят, что его надо убить – его дружка-ворюгу и его самого, потому что они с тем вором побратимы. А значит, и он, получается, тоже как бы вор. Не знаю, сколько прошло времени, но радио у меня в голове звучит сладко, как траханье. Он спрашивает, готов ли я, а я спрашиваю: «Что ты имеешь в виду?» Никто теперь ко мне не смеет притронуться, а глаза у меня видят так далеко и так глубоко, что я захожу в мозг Джоси Уэйлса и обратно, а он даже и не понял. Я уже сейчас знаю, как они будут рассказывать эту историю. Знаю, какая часть остается, а какая теряется.

Вот так оно ощущается, когда знаешь, что тебе по силам убить Бога и оттрахать дьявола. Джоси Уэйлс говорит, что скоро выезжаем, но я ощущаю, что лучше это сделать прямо сейчас, и хватаю ствол и думаю, что хочу бац-бац-бац этого козла, и никто его не порешит, кроме меня, – вот прямо так бац-бац-бац, и ощущение такое хорошее, такое прия-я-я-тное, и каждый раз, когда я произношу «бац-бац-бац», я чувствую, что эхо в комнате тоже сладкое, приятное. Джоси Уэйлс говорит «пора». Снаружи два белых «Датсуна». Джоси Уэйлс прямо перед отъездом говорит нам, как играть на обе стороны, но при этом мы все равно шестерки ННП. И что если хочешь нарезать хит, где говорится про «тяжелые манеры», то это все лозунг ННП. И что нас никак не изменить, но после этого все изменится по-крупному.

Нам на три раза повторяют, что нам, восьмерым, делать. На три. Первый раз мы забываем и последний тоже, потому как кайф сейчас какой-то другой, не такой. И не потому, что я так уж плотно сижу на коксе, а просто кайф какой-то другой. Чумовой. Цыпа чего-то совсем уж поглупел. Мне холодно, но не потому, что солнце зашло и уже стемнело и сгустился сумрак. Джоси смотрит на часы и ругается, что мы запаздываем. Снаружи два белых «Датсуна». Джоси, Ревун, Бам-Бам и я залезаем в первый. Остальные во второй. Едем на окраину. Окраина всегда говорит мне одно и то же, когда я туда попадаю. Зеленый свет. Мы летим, летим, летим, как гром и молния. Сейчас бы еще одну дорожку, всего одну, и тогда я точно взлечу. Перед нами синяя машина, и кажется, она едет туда, куда и мы. «Пайпер», то есть «трубач», а мы, стало быть, крысы ^[118]. Мы едем по шоссе прямиком к Хоуп-роуд, 56. Красный свет говорит «стоп», но зеленый говорит «езжайте».