Пловец - Йоаким Зандер Страница 70

Клара укуталась в теплое мягкое одеяло, явно недавно приобретенное, и положила голову бабушке на колени. Белый диван был такой мягкий, что в нем можно было утонуть. Щеки горели от жара, идущего от камина.

Бабушка сухой рукой погладила Клару по лбу и волосам. Георг дотащился до одной из трех спален и сразу заснул. Они спрятались на восточной стороне острова Норра Римно. Бабушка накрыла Георга новым одеялом и закрыла дверь.

Большой дом принадлежал одной семье из Стокгольма. Они купили его пару лет назад и отремонтировали за большие деньги, чтобы получился стиль новая Англия. Белые стены, синие подушки, одеяла из Лексингтона. На одной стене в качестве украшения – весла. Не хватало только фотографии семейства Кеннеди в рамке. Если бы Клара не была в состоянии шока, ее бы точно стошнило от того, во что превратили этот красивый старинный дом.

Один из друзей дедушки присматривал за домом в отсутствие хозяев. У него был ключ. Так он и стал их убежищем. Вполне комфортным, если не обращать внимания на дизайн. Вопрос только насколько. У Клары не был сил об этом думать. О том, что случилось, и о том, что еще произойдет.

Ей хотелось только лежать на этом диване, греться в тепле от камина и чувствовать, как бабушка гладит ее по голове. В это мгновение у нее было все, о чем только можно было мечтать. За это мгновение можно было умереть.

Но все равно она не могла полностью расслабиться и отпустить тревожные мысли. В голове крутилась уйма вопросов, которые не давали Кларе покоя. Столько всего произошло за последнюю неделю. Ее жизнь кардинально изменилась. Измена, предательство, смерть. Тайны, в которые невозможно проникнуть. Гибель Махмуда. Клара просто не успела свыкнуться с мыслью, что его больше нет. Еще и этот американец.

Клара вздрогнула и открыла глаза. Приподняв голову с бабушкиных колен, она села на диване. Одеяло соскользнуло на пол.

– Бабушка, – сказала она.

Бабушка повернулась. В комнате царил полумрак. В свете камина ее светлая кожа словно сияла изнутри.

– Да, Клара, – ответила она.

– Американец, – начала Клара. – Почему вы поверили ему, когда он сказал, что знал маму? Потому что у него был медальон? Но ведь это мог быть кто угодно.

Бабушка ничего не сказала. Только грациозно, как кошка, поднялась с дивана и прошла по белым половицам к корзине с рождественскими кушаньями, которую привезла с собой. Нагнувшись, она достала из нее старый пожелтевший конверт.

Вернувшись на диван, она взяла одну руку Клары в свою, а в другую вложила конверт.

– Клара, – сказала она. – Дорогая Клара.

Бабушка набрала в грудь воздуха. Ей трудно об этом говорить, догадалась Клара. Она вынула руку из бабушкиной руки и открыла старый конверт. Внутри лежала один цветной снимок. На плотной блестящей бумаге, судя по всему, проявленный много лет назад и бережно хранимый с тех пор. Клара сглотнула.

Снимали против солнца. На снимке был балкон или терраса. В тени сидел мужчина. На руках у него был младенец, завернутый в светло-голубое вязаное одеяльце. Мужчина жмурился от яркого солнца. Одна рука поднята вверх, чтобы прикрыть лицо. Но фотограф оказался быстрее.

Густые черные волосы. Кожа оливкового цвета. Изогнутая верхняя губа, высокие скулы придавали ему одновременно чувственный и властный вид. На столе перед ним пепельница и красная пачка сигарет с написанным кириллицей названием. На заднем фоне ряды серых домов, кажущиеся прозрачными в ярком солнечном свете.

Не было никаких сомнений в том, что мужчина на снимке – американец в молодости. Это его Клара держала за руку, когда он умирал на острове от полученных ранений. Клара подняла глаза. Она не знала, что сказать.

– Переверни фото, – попросила бабушка.

Клара заколебалась. Она больше не была уверена, что хочет знать больше, что ее сердце выдержит эту правду. Но наконец она перевернула фотографию. Одна фраза, выведенная четким почерком: «Клара с папой, Дамаск, 25 июня 1980 года».