Скрипка дьявола - Йозеф Гелинек Страница 70

Подозрения у инспектора вызывала не только Кармен Гарральде, у которой не было алиби и которая, по словам Андреа Рескальо, была тайно влюблена в Ане; в преступлении можно было также обвинить и Льедо.

Но как на основании свидетельства экстрасенса-любителя получить в полиции законный ордер на обыск любой из этих квартир? Услышав его объяснение, судья откажет ему не только в этой просьбе, но во всех дальнейших.

В голове инспектора вертелся и другой вопрос: следует ли ему ограничиться проверкой только этих двух основных подозреваемых или же выяснить, не пользовался ли немецким одеколоном кто-нибудь из тех, кто был в Концертном зале в день убийства?

В понедельник после встречи с Ороско Пердомо первым делом проверил, так ли трудно, как утверждал парфюмер, приобрести в Испании одеколон «Гартман», запах которого навсегда запечатлелся в его памяти с того момента, как он вдохнул его в мастерской Алхимика. Для этого он составил список десяти самых известных в Испании фирм, торгующих парфюмерией, и обзвонил их, спрашивая, есть ли у них в наличии такой товар. Ото всех он услышал один и тот же ответ: у них не только нет одеколона «Гартман», они никогда о нем не слышали.

Возбуждение, которое он испытал оттого, что наконец-то сделал важный, на его взгляд, шаг в расследовании преступления, помогло ему осуществить свое давнишнее намерение: позвонить Элене Кальдерон и пригласить ее к себе на ужин, напомнив ей про обещание взглянуть на сломанную скрипку Грегорио. Тромбонистка с радостью приняла приглашение и вызвалась позаботиться о вине. Ужин Пердомо затеял не ради того, чтобы впечатлить Элену своими кулинарными способностями, которые равнялись нулю, но чтобы посмотреть, как Грегорио отреагирует на присутствие в доме чужой женщины.

— Сегодня к нам придет поужинать Элена, — сообщил он как бы между прочим Грегорио, столкнувшись с ним в коридоре. — Ты помнишь ее?

Насмешливо посмотрев на него, мальчик ответил:

— Если дашь мне пятьдесят евро, я мгновенно испарюсь и не возникну до утра.

— Я не просил тебя уходить, Грегорио, наоборот, я хочу, чтобы мы поужинали втроем. Элена обещала взглянуть на твою скрипку. Если она сочтет, что чинить ее не стоит, мы купим новую, а Элена нам поможет, потому что она училась игре на скрипке в консерватории.

— Спасибо, папа, но в том, что касается скрипки, я больше доверяю своему преподавателю. И если ты не возражаешь, я хотел бы пойти ночевать к бабушке с дедушкой.

Считая разговор законченным, Грегорио направился к себе в комнату, но отец задержал его:

— Куда ты?

— Заниматься. У меня много уроков.

— Уроки подождут. Это гораздо важнее.

— Неужели? Скажи это завтра Пеньяльверу, он неожиданно устроил нам контрольную по литературе, куда входит все, начиная с архипресвитера из Иты и кончая Рафаэлем Санчесом Ферлосио. Ты читал его «Хараму»?

— Это великая книга, но не уходи от разговора. Пошли. — Кивком головы отец указал в направлении маленькой гостиной. — Ты мне нужен всего на пять минут.

Мальчик подчинился, но выражение досады на его лице было столь красноречивым, что отец посчитал себя вправе его одернуть:

— Не корчи из себя агнца, которого ведут на заклание, если хочешь говорить с отцом.

— Папа, не смеши меня, это ты хочешь со мной говорить.

— Но ты мне не отвечаешь. А я только что спросил тебя, помнишь ли ты Элену.

— Да-а-а! — ответил Грегорио, растягивая слово, чтобы показать, как неприятен ему этот разговор.

— И что ты о ней думаешь?

Мальчик продолжал хранить молчание, стараясь не встречаться взглядом с отцом. Его правая нога, выдавая внутреннее напряжение, подергивалась, словно у отряхивающейся от воды собаки.

— Не хочешь отвечать? — не унимался Пердомо, не замечая, что его настойчивость раздражает сына.

— Папа, что я, по-твоему, должен тебе сказать? Если ты хочешь ее трахнуть, пожалуйста, только оставь меня в покое, ясно?

Почувствовав, что зашел слишком далеко, мальчик хотел вернуться к себе в спальню, но отец схватил его за руку.

— Откуда эти выражения, парень? — спросил он скорее весело, чем сурово.

— Ниоткуда, — ответил юнец, не решаясь посмотреть ему в лицо.

— Если бы я хотел, как ты выражаешься, ее трахнуть, я бы поступил совершенно иначе, тебе не кажется? Отправил бы тебя сегодня к дедушке и бабушке, и дело в шляпе.

— Хорошо, пусть между вами ничего нет, но почему ты хочешь использовать меня в качестве предлога? Тромбонистка рассуждает о скрипках. Так не пойдет, папа! — возмущенно выпалил мальчик.

— Я же сказал, что она училась игре на скрипке в консерватории, это был ее второй инструмент! Ты поздороваешься с ней, покажешь скрипку, поужинаешь с нами, а потом, если хочешь, отправишься спать.

— Ладно, — согласился юнец скрепя сердце. — Посмотрим.

— Посмотрим? У тебя нет другого выбора, Грегорио. Потому что это говорю я, твой отец!

Вторую половину фразы мальчик слышал уже в своей спальне, куда удалился от отцовского гнева. Пердомо поспешил вслед за ним, но дверь уже была закрыта на щеколду.

— Грегорио, я ухожу. Хочешь пойти со мной?

Молчание.

— Я еду в «Икеа» купить нам что-нибудь на ужин. Поедем вместе?

Молчание.

— Хочу купить наши любимые биточки. И клюквенный мармелад. И сливочный крем. У тебя есть два часа, чтобы справиться с плохим настроением. Элена придет в девять. Надеюсь, сегодня вечером ты будешь вести себя как положено, а не выкидывать номера, договорились?

Мальчик словно сквозь землю провалился.

Отец решил оставить его в покое и вышел из дома, моля небо о том, чтобы их гостье не меньше, чем Грегорио, понравились продукты известной шведской сети.

Элена пришла на свидание с английской пунктуальностью. Сначала Пердомо хотел надеть к приходу гостьи костюм, но, сочтя его слишком официальным, довольствовался пристойными брюками и любимой рубашкой. После возвращения домой он не видел Грегорио, тот, вероятно, сидел взаперти в своей спальне.

Тромбонистка была в черном платье с узкой юбкой до колена, черных чулках, туфлях на высоком каблуке и необъятном бежевом кардигане, перехваченном на талии широким блестящим поясом. Не будучи одеждой для коктейля или вечерним платьем, этот ансамбль поражал своей чувственностью и, разумеется, никак не вязался с селедкой и битками с картошкой, которые Пердомо собирался предложить на ужин.

— Добро пожаловать! — воскликнул он, распахивая дверь. — А ты, я вижу, пришла не одна, — прибавил он, заметив, что девушка захватила с собой инструмент.

Элена вручила ему бутылку вина, купленного к ужину, поцеловала — ему показалось или во время второго поцелуя она коснулась уголка его губ? — и объяснила с лукавой улыбкой: