Изолятор - Джошуа Спэньол Страница 7

Я снова оказался в палате Хелен Джонс, которая сейчас выглядела более живой, чем час назад, – настолько живой, что могла со мной разговаривать.

Бытовая эпидемиология – то, чем именно я занимался в тот день, – совсем не похожа на нейрохирургию. Это даже не кардиология. Работа скорее чисто полицейская. Вопросы все больше типа «Где вы были в четверг вечером? Что ели? С кем проводили время?», а вовсе не такие, как «Каковы показания отображения магнитного резонанса?».

Итак, я оказался в палате, почти в космическом скафандре, беседуя с больной Хелен Джонс, тридцати одного года, имеющей кавказские корни, полноватой, здравомыслящей, хотя и умственно отсталой. Она казалась очень милой и очень усталой и – теперь, когда уже немного пришла в себя, – очень настороженной.

Она так прямо и сказала:

– Вы меня пугаете.

– Хелен, пожалуйста, я же хочу вам помочь. А вы должны помочь мне.

– Вы похожи на чудовище, – произнесла она.

– Я вовсе не чудовище. Я доктор.

Во всем этом присутствовала некая ирония.

Так продолжалось на протяжении тридцати минут. Однако несмотря на подозрения Хелен и ее ограниченные познавательные возможности, в ходе беседы нам удалось выяснить некоторые детали. А именно: Хелен жила в пансионате для людей с умственными отклонениями, расположенном на окраине довольно состоятельного района под названием Федерал-Хилл. Кроме нее, в пансионате жили еще восемь человек, исключительно женщины. По утрам и вечерам они ели все вместе и «все вместе молились перед каждой едой». Ленч она каждый день сама готовила на кухне. Всегда одно и то же: арахисовое масло, желе, морковь и кока-колу. Как сообщила на совещании доктор Сингх, Хелен жила в одной комнате с Бетани Реджинальд, которая сейчас лежала в соседней палате и разговаривала с доктором Хербом Ферлахом.

В ответ на мой вопрос Хелен сказала, что им не разрешали держать у себя животных. Вместе с соседками она каждое утро ездила автобусом на работу; служила за городом, в прачечной дома престарелых. Едва она упомянула место работы, у меня внутри все сжалось: меньше всего нам нужна какая-нибудь геморрагическая лихорадка, потрясающая и без того слабую иммунную систему пожилых людей. Название этого заведения Хелен вспомнить так и не смогла.

Я поинтересовался, видела ли больная каких-нибудь животных – мышей, или кошек, или собак, когда-нибудь, хоть один раз – в своем пансионате или в доме престарелых. Она поморщилась и ответила, что однажды на работе видела крысу, а возле своего дома несколько раз встречала кошек и собак.

Я спросил, болела ли она когда-нибудь раньше. Хелен не смогла вспомнить. Спросил, приходилось ли ей прежде бывать в больнице. Она не поняла. Я пояснил: в таком же месте, как это. Она отрицательно покачала головой. Потом мы выяснили, что смогли, насчет семьи и друзей, насчет того, где и как Хелен проводит выходные дни. Поговорили о том, какую получает почту, о личной гигиене. Пытаясь обнаружить какие-нибудь странности, я вернулся к еде и животным. Стрелки на стенных часах подползали к десяти. Нужно было двигаться вперед.

– А сексом вы занимаетесь?

Хелен быстро покачала головой, и я принял этот жест за выражение непонимания.

– Кто-нибудь из мужчин или женщин дотрагивался до интимных мест вашего тела?

Она снова покачала головой.

– А вы трогали их интимные места?

Она покраснела.

– А мужчина когда-нибудь касался вашего тела своим пенисом – своим интимным органом?

– Богу это не угодно, – ответила Хелен.

Потом натянула простыню до шеи и закрыла глаза.

Впоследствии мне предстояло осознать свою ошибку, но в тот момент я принял это движение за отрицательный ответ.

Я нашел Ферлаха в коридоре. Он сидел на металлическом стуле и что-то писал.

– Еще одно совещание, – произнес он, не поднимая головы.

– Какое?

– На сей раз административное. И на этом с Сент-Рэфом можно будет покончить. По крайней мере на сегодня.

– Мне никто ничего не говорил.

– Вот я говорю. Сам только что узнал. Получил сообщение на пейджер.

Я на минуту задумался.

– Вы идите, Херб. А я здесь закончу. Дело ведь не ждет. А кроме того, я не… ну, скажем так, будет лучше, если меня там не будет. Мне кажется, они меня невзлюбили.

– И все же вам следует там присутствовать.

– И все же я им очень не нравлюсь.

Пластиковый щит на лице не смог скрыть морщинок, собравшихся вокруг глаз Ферлаха. Он улыбался.

– Так, значит, вот чему вас учат в Атланте? Не ходить на совещания?

– Нет, это я сам придумал. Ненависть к заседаниям – моя личная особенность.

Ферлах поднялся и вставил свои записки в факс.

– Они вам сообщение не прислали? – поинтересовался он.

– Нет.

– Ну, так вы и не на крючке. И все равно, мне кажется, все это не случайно. Вас не позвали, но тем не менее считают, что вы должны прийти. И готовятся в случае неявки задать хорошую трепку.

– В мои способности не входит умение разгадывать интриги. А вот вызывать злость Джин Мэдисон мне, похоже, славно удается.

Факс запищал, сообщая, что передал документы. Ферлах положил свои заметки в папку с надписью «Филлмор, Дебора».

– Ну хорошо, – как бы между прочим заметил он. – Сделайте мне одолжение, Нат, ведите себя потише, хорошо? Я никому не позволю гадить у себя во дворе, в том числе и вам.

– Понял. Перехлестов не будет.

Ферлах усмехнулся и вышел.