Ларец Зла - Мартин Лэнгфилд Страница 7

— Мой на ладан дышит, — тут же ответила Кэтрин со вздохом.

— Вообще-то по правилам надо было написать «Sanguis», а не «Sangus». Да и вторая часть фразы, на мой взгляд, имеет искаженный смысл. Но не в этом дело. Я предлагаю свой вариант смысловой подстановки вместо пропущенного слова: «Во искупление».

— Почему? — спросил Роберт.

— Вы поймете почему, как только я переведу значение всей фразы. «Вот кровь моя — Нового Завета <во искупление> грехов». Теперь понятно?

Роберт записал в своем блокноте услышанное изречение и кивнул.

— Молодой человек, вы не очень-то разговорчивы, когда не ругаетесь. Гляньте-ка поверх Пеликана.

Кэтрин вновь подняла фонарь над головой, и они вгляделись вверх, где можно было различить красно-белый купол.

— Иерусалим, — кротко проговорил сторож. — Изначальный храм Гроба Господня, воздвигнутый над могилой Христа. Как видите, он круглый.

— Вы были очень любезны, — сказала Кэтрин, вновь взяв Роберта под руку. — Спасибо за помощь.

— Благочестивый Пеликан, — торжественно произнес сторож. — Образ его весьма популярен в геральдике: птица, выгрызающая собственное сердце, чтобы накормить детенышей. Самопожертвование в чистом виде. Трудно сказать, откуда этот образ списан — возможно, с какой-то реальной птицы, которая по неизвестной причине ранила себя своим клювом. Может быть, у нее была чесотка. Но версия, ставшая ныне почти канонической, гораздо красивее, согласитесь, она придает всему высокий символический смысл. Вы, кстати, сами-то исповедуете веру Христову?

Глаза его по-прежнему были скрыты под капюшоном, но Роберт догадался, что тот смерил снисходительным взглядом их шутовские наряды.

— Отчасти, — нагловато ответила Кэтрин. — Прошу прощения, но нам пора. Еще раз спасибо.

Сторож учтиво поклонился и произнес:

— Кто знает, может, нам еще суждено повидаться.

Кэтрин чуть вздрогнула от этих слов и решительно потащила Роберта к калитке. На прощание Роберт обернулся и увидел полуразмытую туманом фигуру высокого сторожа, замершего перед витражным окном с Благочестивым Пеликаном.

Нью-Йорк,

25 августа 2004 года

Адам Хейл неподвижно стоял перед столом из слоновой кости — такие могут позволить себе держать в переговорных комнатах далеко не все компании, — за которым восседали трое светловолосых мужчин, и буквально кожей чувствовал, как цепенеет от страха. Все трое были в строгих костюмах с благородным отливом, у всех троих были простые, но очень дорогие запонки и перстни-печатки. Встретив такого человека на улице, невольно посторонишься, ибо сразу поймешь — он облечен большой властью.

— Адам Хейл! Мы счастливы, что вы сочли возможным принять наше приглашение, — торжественно произнес самый высокий из этой троицы.

— Как вы понимаете, у меня не было особого выбора…

— Вы правы. И все же мы рады видеть вас.

Встреча происходила в Эмпайр-стейт-билдинг, на семьдесят восьмом «офисном», этаже.

— Присаживайтесь, мистер Хейл.

— Я предпочитаю разговаривать стоя.

— Как пожелаете.

До сих пор с ним говорил только один из троицы. Двое других, сидевших по бокам от него, лишь холодно и молча взирали на Адама.

— Начинайте.

— Охотно. Как вы помните, мистер Хейл, наша последняя встреча состоялась чуть более года назад.

— Верно. Это было четырнадцатого августа 2003 года.

— В День Великого затмения. [8]

— Да. Впрочем, насколько мне известно, вы предпочитаете иное название для того дня. И мы все здесь знаем, что на самом деле тогда произошло.

— Как бы то ни было, с того дня мы с вами, если так можно выразиться, связаны одной нитью.

Он говорил как чревовещатель — почти не размыкая губ, что полностью отвечало всему его образу родовитого нью-йоркского магната. Адам был не в силах оторвать глаз от этого человека, и чем дольше он на него смотрел, тем сильнее сжималось его сердце в тисках страха. Люди, которые сейчас сидели перед ним, действительно были облечены огромной властью — в первую очередь властью над ним самим. И изо дня в день эта власть все усиливалась. Адаму невероятно тяжело было с этим бороться. Пытаться бороться.

— Вы знали, что рано или поздно должно наступить время, когда вас призовут. Мы считаем, что оно наступило.

— Так скоро?

Адам вновь и вновь повторял про себя, будто мантру, клятву, которую дал двадцать лет назад: «Ради защиты невинных, ради сохранения тайны…» Ему нужно было еще время, еще немного времени.

— Да.

— Что вы имеете в виду? Чего именно вы хотите? Кто вы на самом деле?

Мужчина, сидевший по правую руку от говорившего, вдруг рассмеялся. Остальные тоже улыбнулись, словно по достоинству оценили остроту, произнесенную Адамом.

— Как вам известно, мы все и всегда делаем чужими руками. И существуем очень давно — столько же времени, что и те, к кому вы себя пока относите. У нас нет адреса. Завтра эта комната будет пуста и никто не узнает, что в ней происходило сегодня. Вы не сможете найти нас, если только мы сами не захотим этого.

Мужчина достал вдруг из внутреннего кармана пиджака острый серебристый стилет, лезвие которого сверкнуло холодным благородным металлом, и в следующую минуту вырезал им прямо на поверхности стола четыре буквы: «Йуну».

— Нас иногда называют Братством Йуну, — вернув стилет на место, произнес он. — Впрочем, у нас было много имен в разных веках и у разных народов.

Адам, преодолев страх, сумел презрительно скривить губы.

— Сейчас вы напоминаете мне банальных мафиози.

Едва он произнес это, как светловолосый вперил в него взгляд, исполненный такой пронзительности, что Адам едва не поперхнулся. Впрочем, через несколько мгновений тот опустил глаза и усмехнулся:

— Йуну — название города, сакрального места. Именно там наши предки и предки тех, кто относит себя к Совершенному Свету, скажем так, не договорились. С тех пор мы враждуем. В фольклоре каждого, даже самого захудалого, народишки вы отыщете кучу мифов, которые живописуют эти сражения. Но все эти мифы, вместе взятые, — лишь осколок общей картины.

— Насколько мне известно, вы всегда проигрывали в этих сражениях. Если, конечно, верить мифам.

— Как сказать! Все зависит от того, где поставить точку в том или ином сказании. Это противостояние вечно. Никому из нас никогда не будет дарована окончательная победа. Мы в этом мире всегда будем присутствовать и драться. Собственно, люди нуждаются в нашем существовании. И не так важно, какие ярлыки они при этом на нас навесят и кто прав, а кто виноват. Собственно, мы сейчас предлагаем вам крепко задуматься над тем, тому ли делу вы служите и не ошиблись ли в своем выборе.