Книга о бесценной субстанции - Сара Грэн Страница 7

Я поступила в колледж в Лос-Анджелесе, но через два года бросила учебу и отправилась путешествовать по стране с тогдашним бойфрендом. В Портленде мы расстались, я переехала в Саванну, потом в Бруклин, и за это время успела написать роман. Когда крупное издательство захотело его напечатать, это показалось сном. Я работала в кофейне на Пятой авеню в Бруклине, готовя для разных придурков латте – довольно дрянной, судя по их реакции.

В книге рассказывалось о картине одного художника и людях, которые желали завладеть ею любой ценой. Промотур начался в Нью-Йорке, причем весьма удачно. Спустя две недели, в Сан-Франциско, я поняла, что добилась успеха, о котором не смела и мечтать. Почти все рецензии были хвалебными. Продажи неуклонно росли – когда я добралась до Сан-Франциско, книга уже считалась почти бестселлером. На встречу в Нью-Йорке пришли тридцать человек. В Чикаго – семьдесят. В Сан-Франциско меня ждала толпа из более чем сотни читателей, собравшихся в книжном магазине «Сити лайтс». Пришлось организовать дополнительную встречу в «Ферри-билдинг». Книга нравилась и читателям, и критикам. Что еще более удивительно – другие писатели тоже отнеслись к ней благосклонно. Восторженные письма приходили на мой электронный адрес каждую неделю, а затем и ежедневно – среди отправителей были даже несколько авторов, произведениями которых я зачитывалась в детстве.

Мне ужасно нравилась такая жизнь – приключения, внимание, встречи с интересными людьми, деньги. Больше всего на свете я любила читать, предаваться размышлениям и сочинять истории. Душу грела мысль – ошибочная, как выяснилось впоследствии, – что благодаря любимым занятиям можно обеспечить себе достойный заработок до конца своих дней. Пережив немало дерьмовых лет, я научилась ценить хорошие, поэтому искренне радовалась и благодарила судьбу за свалившуюся на голову удачу. Но прекрасно помнила времена, когда скидочные купоны на еду или потрепанная книга из комиссионки были счастьем.

На встрече с читателями в Сан-Франциско я прочла половину первой главы и ответила на вопросы – как всегда, скучные и однотипные. Затем в течение часа раздавала автографы, после чего Софи и Марк – друзья по колледжу, которые благополучно получили дипломы и сейчас преподавали, – повели меня на обед с несколькими своими приятелями. Одним из них оказался Эйбел.

Мы встретились в итальянском ресторанчике на Коламбус-авеню. Он пришел раньше и ждал снаружи, прислонившись к стене и читая книгу «Философия секса». Я сразу подумала, что это самый красивый мужчина на свете. Выше среднего роста, с мужественным лицом – гармонию точеных, словно высеченных скульптором черт слегка нарушал лишь сломанный в двух местах нос (последствия драки и падения с мотоцикла). Большие голубые глаза, коротко стриженные густые волосы – русые летом, зимой они становились почти каштановыми. На нем была серая рубашка, черные штаны и твидовое пальто. Он стоял с таким видом, будто ему принадлежал весь мир. И чем-то напоминал Джеймса Дина или Кэри Гранта – подобных мужчин можно увидеть разве что в черно-белом кино, потому что «больше таких не делают».

Я даже не подозревала, что этот небожитель знаком с Софи и Марком. Когда он сел за наш стол, мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

– Прочел твою книгу, – сказал Эйбел за ужином; от его обволакивающего голоса с легкой хрипотцой внизу живота разлилось приятное тепло. – Как ни странно, мне понравилось. Талантливо.

Он был уважаемым, хотя и не особо популярным автором критических статей и работ по теории литературы, а также писал о малоизвестных людях, местах и событиях. Многие считали его гением. Позже я ознакомилась с его произведениями и согласилась с этой оценкой.

Не обращая внимания на Софи и Марка, мы весь вечер проболтали о самых интересных вещах на свете – пропавших книгах, путешествиях по Америке. Успели также обсудить мотели, кафешки с фастфудом, мескалиновые ^[9] эксперименты в Юте и сбор фруктов во Флориде. Мы оба не мыслили жизни без приключений, были готовы на любые авантюры, стремились узнавать что-то новое и воплощать свои мечты. После ужина мы напились в каком-то баре и до ночи обжимались в уголке, словно парочка подростков. Его поцелуи – нежные, требовательные, ненасытные – всякий раз заставали меня врасплох.

В Сан-Франциско промотур заканчивался, и на следующий день я собиралась возвращаться в Нью-Йорк. Но вместо этого перебронировала билет на другой рейс и провела день с Эйбелом. Мы пробовали вьетнамскую кухню в Чайнатауне соседнего Окленда, бродили по книжным магазинам в Беркли и впервые занимались любовью. Секс был отменным. С Эйбелом я чувствовала себя удивительно комфортно, словно под теплым одеялом в холодное зимнее утро. Как дома. В ту ночь мы заснули, обнявшись, – наши тела идеально совпали, как кусочки пазла. Мне всегда нравился секс, но никогда прежде не нравилось спать с кем-то в одной кровати. Следующие пять лет так проходили все наши ночи.

Вскоре моя книга продвинулась к верхним строчкам списка бестселлеров, и мне предстояло отправиться в очередной тур. Ну а пока ехать было некуда и заняться нечем, я опять перенесла дату вылета и осталась с Эйбелом еще на несколько недель. Мы валялись на кровати в его квартире – занимались любовью, читали, курили. Гуляя по улицам Окленда и Сан-Франциско, часами разговаривали об искусстве и книгах. Покупали вкусную дешевую еду, приканчивали бутылку вина и шли домой, чтобы вновь наслаждаться сексом ночь напролет. Я не сомневалась тогда и продолжаю думать сейчас, что это были самые счастливые недели в моей жизни.

Мало кому удается достичь большего, чем сумел Эйбел к тридцати восьми годам. Он опубликовал две книги: исследование о роли автомобилей в американской литературе и биографию малоизвестного аргентинского философа. Играл на гитаре в четырех группах, хотя и говорил, что абсолютно не обладает музыкальным талантом, – однако с легкостью компенсировал его нехватку страстностью исполнения и виртуозной техникой. Путешествовал по Южной Америке на мотоцикле; получил две научных степени; имел за плечами два брака; преподавал в Беркли какие-то заумные предметы (вроде культурологии и семиотики); а еще неплохо рисовал и периодически выставлялся в престижных галереях.

Эйбел вырос на севере штата Нью-Йорк. Его родители состояли в небольшом и довольно странном религиозном сообществе наподобие квакерского ^[10]. Они были хорошими людьми, хотя и немного не от мира сего. Любили человечество в целом, но вот отдельных людей – не особо. С годами сын стал видеться с ними все реже – примерно раз в несколько лет. Как и я, Эйбел не имел ни братьев, ни сестер. До знакомства со мной он успел обзавестись шестью татуировками (впоследствии к ним добавились еще шесть).

Нас обоих всю жизнь считали чудаковатыми, неудобными, излишне амбициозными, метящими слишком высоко. Мы оказались родственными душами.

Все мои друзья обожали Эйбела, а все его друзья – меня. Через пару месяцев после нашей встречи деньги потекли рекой. Я продала столько книг, что мой агент убедил издательство выплатить гонорар значительно раньше оговоренного срока. Свалившееся на голову богатство позволило мне нанять мувинговое агентство и перевезти вещи из Бруклина в Окленд, чтобы обосноваться в квартире Эйбела. Огромный лофт в стиле семидесятых – с некрашеными стенами и вечным беспорядком – был завален книгами, предметами искусства и странной мебелью. Мы занимались любовью, пока все не начинало болеть, ждали наступления утра и делали это снова.