Другая миссис Миллер - Элисон Диксон Страница 7

– Давай займемся чем-нибудь веселым.

Она подняла глаза от телефона, надеясь, что ее раздражение не настолько отражается на лице, насколько ощущается внутри. Почему ему нужно связывать свой выходной с ней?

– Например? – спросила она.

– Можно поехать в город на поезде, пообедать, походить по магазинам. Мы не выбирались целую вечность.

Что-то в ней смягчилось. По крайней мере, он пытается, чего нельзя было сказать о ней после ссоры пару дней назад, о которой она думала с сильным раздражением. Она ни слова не сказала на эту тему, но ждала, когда ссора возобновится с того же места. Уайатт же, казалось, был настроен двигаться дальше.

Но это не работало. Несмотря на его попытки пойти на контакт, она чувствовала презрение, кипящее прямо под его мирным обличьем. Изысканный обед и трата денег на очередные ненужные вещи ничего с этим не сделают. Уайатт всю неделю советует клиентам, что делать с дисфункциональным мышлением. Почему он не видит его у себя? Отрицание – такой слабый клей.

– Я никуда не хочу сегодня, – сказала она.

– Ну же, милая. Вылезай из этой трясины. Иногда нужно заставлять себя делать то, что не хочется.

– Зачем? Это не трясина, если меня все устраивает. В любом случае, мне нужно сделать кое-что здесь.

– Что? Постоянно думать о машине на улице, которая не имеет к тебе никакого отношения? Работать над своей книгой? – На его лице не было сарказма, но он прямо читался. Пару лет назад она сказала ему, что хочет попробовать себя в писательстве. Ей удалось набросать пару глав, пока она не потеряла интерес, но она делала вид, что пишет, еще очень долго. Занятость Фиби в каком-то проекте, казалось, снова заставляла мужа уважать ее. Еще об этом можно было рассказывать людям во время ее нечастых выходов в общество. Она была не избалованной апатичной принцессой, а подающей надежды писательницей. Все это стало выглядеть неубедительным, как только она поняла, что должна будет в итоге выдать книгу. Уайатт, видимо, почувствовал это, потому что перестал спрашивать о ней, по крайней мере до настоящего момента. Его благовидная маска спадает. Хорошо. Пускай. Лучше соприкоснуться с самым отвратительным в нем, чем наблюдать за его попытками вести себя так, будто все в порядке.

– Чем я здесь занимаюсь – вообще не твое дело. Я никогда не пристаю к тебе с этим, так? Когда ты говоришь, что не хочешь чего-то, я не принуждаю тебя.

– Если ты забыла, мы женаты, Фиби! Женатые люди проводят время вместе. Если ты хотела просто соседа по комнате, который предоставит тебя себе самой, почему ты не сказала об этом десять лет назад?

– Десять лет назад ты был значительно менее надоедливым.

– О, прекрасно. – Он встал. – Давай я просто задам очевидный вопрос, раз это явно у тебя на уме, но ты чертова трусиха и не можешь произнести это. Ты хочешь развестись?

Здесь она должна была сказать ему «да». Их брак исчерпал себя. Время раздать утешительные призы и двигаться дальше. Процесс не должен быть слишком сложным. Они были умными. Он подписал брачный контракт. Она будет платить ему алименты, но он не кажется настолько мстительным, чтобы требовать больше, и она в любом случае сомневалась, что ей придется платить ему слишком долго. У Уайатта не должно быть проблем с тем, чтобы найти Хорошую Жену, которая нарожает ему десять детей.

Ее сдерживает не логистика. Фиби боялась, что с уходом Уайатта она совершенно потеряет себя. В последнее время она слишком полюбила вкус вина. Большая часть ее семьи мертва или находится настолько далеко, что ничего для нее не значит. Они являются ей в виде ежегодных рождественских открыток, и на самом деле это просто держатели долей семейного фонда. Когда она однажды отдаст концы, они, как стервятники, слетятся, чтобы обглодать ее скелет, вспоминая ее лучшие качества, о которых они смогут только врать или предполагать. Она использовала деньги своего отца, чтобы построить пустое оправдание своей жизни. Ничто не могло показать это столь ясно, как пребывание в полном одиночестве, целый день, ежедневно. Конечно, еще и поэтому люди заводят детей. Она поймала себя на том, что в ее голове зазвучал незваный голос матери.

– Если ты хочешь уйти, я не буду держать тебя. Но… Я не хочу, чтобы ты уходил.

Он вздохнул и потер руками свое изможденное лицо.

– Окей. Это хорошо, да? С этим можно работать.

– Это не возвращает детей на повестку дня. Этот поезд ушел. Если ты можешь сказать мне, что принимаешь это, мы можем двигаться вперед.

Он стиснул зубы.

– Ты можешь по крайней мере сказать мне, почему ты так категорична на этот счет? Это правда все, чего ты хочешь от жизни? Большой пустой дом. Никакого наполнения. Никакой глубины. Никакой работы. Просто… ты. И твой маленький воображаемый друг в машине на улице, наверное.

Она вздохнула.

– Не думаю, что могу объяснить это так, чтобы тебя это удовлетворило, как и ты не можешь объяснить, почему ты так сильно хочешь детей, так, чтобы это удовлетворило меня.

– Конечно, я могу объяснить, почему я хочу детей! Это естественный человеческий инстинкт – хотеть любить кого-то или что-то, кроме себя, внести какой-то значимый вклад в мир.

– Я уверена, что мама Гитлера чувствовала то же самое. Но посмотри, что она дала миру.

Сначала его лицо вытянулось в скептической мине, но скоро смягчилось, намекая на понимание.

– Это из-за твоего отца, да? Ты почему-то думаешь, что ребенок, которого ты вырастишь, станет как он или хуже?

– Я не просила анализировать меня, Уайатт.

– Я не анализирую. Но скажи, что я по крайней мере близок.

– Дэниэл никогда не любил детей. Ребенок для него был приставучей, грязной, шумной неприятностью, которую лучше оставить на попечение кому-то другому.

Уайатт покачал головой.

– Он явно заботился о тебе достаточно, чтобы оставить тебе большую часть своих денег.

Она пожала плечами.

– Думаю, я больше нравилась ему взрослой. Нелюбовь к детям – единственная вещь, которая объединяет меня с этим человеком.

Она невольно вздрогнула от того, как холодно эти слова прозвучали вне ее головы. Действительно ли это так? Хотя она не была заинтересована в материнстве, она могла бы поспорить, что, если бы Ксавьер или кто-то из потерянных эмбрионов выжил, она бы относилась к нему лучше, чем Дэниэл когда-либо относился к ней. Но это все же мало о чем говорит, и Уайатту не нужно слышать ничего, что может поддержать его надежды.

Уайатт уставился на нее.

– И все? Ты просто… не любишь детей?

– Ты так говоришь, будто этого не достаточно.

– Большинство людей не любят чужих детей, Фиби. Но любят своих.

Она покачала головой.

– У меня это было не так. Это было испытание – расти с человеком, который ненавидит детей. Так жить не весело. Я не хочу устроить такое кому-то еще.