Пособник - Иэн Бэнкс Страница 68

— Кто же это — Хэлзил или Линтари? — говорит Макданн; голос у него хрипловатый.

Я поднимаю голову на вывеску. Рыба.

— Временно исполняющий обязанности, — говорю я, — доктор Хэлзил.

Меня опять скручивает приступ кашля.

Я уже собрался было попросить у Макданна еще одну сигарету, как за нами мелькает свет фар. К нам быстро приближается машина, разворачивается в сторону Вест-Порта, со стороны пассажира открывается окно.

— Одного из них нашли, сэр, — говорит Флавель. — На Норт-бридж.

— Боже мой, — говорит Макданн, хватаясь свободной рукой за голову. Он кивает в сторону второй машины. — Пусть едут сюда. Второй на витрине рыбного магазина; расчлененка. — Он смотрит на меня. — Идем, — говорит он, хотя что уж тут говорить — мы все еще скованы наручником.

В машине он расстегивает наручники и без лишних слов убирает их в карман.

Теперь — на Норт-бридж, протянувшийся по наклонной между платформами и стеклянными крышами вокзала Уэверли, — свежепокрашенный, залитый светом, связующее звено между старым и новым городом, всего в двух шагах от здания «Кале».

Там уже стоят две полицейские машины. Они припарковались у высокой западной оконечности моста, откуда открывается вид на вокзал, сад на Принцесс-стрит и замок.

Здесь по обеим сторонам к чугунному парапету пристроились два больших постамента. С восточной стороны (откуда днем видны утесы Солсбери, земли Лотиана и излучина Форт-ривер у Муссельбурга и Престонпанса) на постаменте памятник собственным его величества шотландским пограничникам — четыре гигантских каменных изваяния солдат. Такой же постамент есть и на западной стороне, где сейчас припарковались полицейские машины; в синих огоньках маячков то проявляются, то исчезают крашеные пролеты парапета и грязновато-светлый камень постамента; до сегодняшнего дня этот постамент был пуст, стоял там себе без дела и без пользы, разве что иногда служил временным пристанищем для остроумно перемещенного дорожного конуса или подиумом, с которого какой-нибудь отважный болельщик регби демонстрировал свое умение помочиться с высот заоблачных.

Но в эту ночь постамент играет совсем другую роль; сегодня это сцена, на которой Энди устроил композицию под названием «Майор Лингари (в отставке)» — в полной форме, но с сорванными знаками различия, рядом лежит его сломанная сабля.

Он убит двумя выстрелами в голову.

Мы с Макданном стоим и какое-то время смотрим на него.

Утром на Чемберс-стрит мне дают вполне сносный завтрак и возвращают мою одежду. Оставшуюся часть ночи я провел в той же камере, но на этот раз дверь не запирали. Они отпустили меня, заставив сперва кое-что подписать.

Комната для допросов на Чемберс-стрит меньше и грязнее, чем в Паддингтон-Грине; стены здесь выкрашены в зеленый цвет, пол покрыт линолеумом. Я стал неплохо разбираться в комнатах для допросов — эта явно и на одну звезду не потянет.

Сначала коп из Тейсайдской уголовной полиции хочет узнать всю историю о мужчине из леса, который превратился в труп из тоннеля. Звали его Джеральд Радд; он двадцать лет числился пропавшим без вести — отправился в Грампианские горы и исчез; он и в самом деле (по иронии судьбы) был полицейским, хотя и на полставки. Констебль для особых поручений, начальник отряда бойскаутов из Глазго, он уже находился под следствием, обвиненный в приставании к одному из бойскаутов.

В одиннадцать — кофе (они даже послали кого-то купить мне сигарет), затем еще один разговор, под аккомпанемент моего кашля, — на этот раз с двумя копами из уголовного розыска Лотиана; они хотят узнать, что мне известно про Хэлзила и Лингари.

Ночное расследование не дало особых результатов. Внутри рыбного магазина все было еще причудливее, чем на витрине, — Энди из пальцев доктора на прилавке выложил слово «ЛЖЕЦ» (правда, буквы с округлыми формами вызвали у него некоторые затруднения), да еще кто-то видел белый «эскорт», отъезжавший от постамента на Норт-бридж незадолго до того, как там обнаружили тело Лингари. Позже эта брошенная машина была найдена на Лейт-уок. Они теперь перетряхивают рыбный магазин и машину, но думаю, ничего там не найдут.

Около половины первого приходит Макданн еще с одним полицейским в штатском. Он представляет его — инспектор Бюрал из Лотиана. Они пока оставляют у себя мой паспорт и все еще хотят, чтобы я продолжал им сообщать о своих передвижениях, на случай если прокурор решит возбудить дело по Радду. Мне приходится расписаться за паспорт. Я много кашляю.

— Тебе с этим кашлем надо показаться врачу, — говорит Макданн, голос у него сочувственный.

Я киваю; от кашля у меня слезы на глазах.

— Да, — хриплю я, — неплохая идея.

Вот прогуляюсь да опрокину пару кружек пивка, и сразу — к врачу, думаю я.

— Мистер Колли, — говорит полицейский из Лотиана; парень чуть постарше меня, серьезного вида, с очень бледной кожей и жидкими черными волосами. — Я уверен, что вы поймете нашу обеспокоенность: Эндрю Гулд, вероятно, еще в городе, а тут европейский саммит на носу. Инспектор Макданн считает, что Эндрю Гулд постарается связаться с вами, а может, даже убить вас или похитить.

Я смотрю на Макданна — он кивает, не раскрывая рта. Должен признаться: мысль о том, что Энди нанесет визит, и мне пришла в голову, в особенности после этого «ЛЖЕЦ». Бюрал продолжает:

— Если не возражаете, мистер Колли, мы бы хотели временно разместить в вашей квартире двух наших сотрудников, а вас поселим в отеле.

Макданн втягивает сквозь сжатые зубы воздух, и сейчас этот звук вызывает у меня чуть ли не смех. Но я не смеюсь — я кашляю.

— Я бы посоветовал тебе согласиться, Камерон, — говорит мне Макданн, нахмурившись, — Конечно, можешь сначала забрать оттуда какие-то вещи, одежду, но…

Дверь распахивается, и в комнату влетает полицейский в форме; он бросает взгляд в мою сторону и что-то шепчет на ухо Макданну. Макданн смотрит на меня.

— Какой такой подарок он может тебе оставить в Торфин-Дейле?

— Торфин-Дейл? — повторяю я.

Тошнота снова подступает к самому горлу. Господи ты боже мой, господи ты боже мой. Ощущение такое, будто дали ногой по яйцам. С трудом заставляю себя произнести:

— Там живут Уильям и Ивонна — Соррелы.

Несколько секунд Макданн молча смотрит на меня.

— Адрес? — говорит он.

— Бабертон-драйв, четыре, — говорю я.

Он поднимает взгляд на полицейского в форме:

— Слышал?

— Да, сэр.

— Несколько машин туда и одну для нас. — Он встает и кивает нам с Бюралом. — Пошли.

Я встаю, ноги меня плохо слушаются; мы быстро идем из участка навстречу яркому, холодному дню. Водитель в форме бежит впереди нас, натягивая на ходу куртку, открывает перед нами двери цивильного «кавалера». [94]