Икона и крест - Билл Нэйпир Страница 68

— Судебная энтомология, например, тут не поможет.

Профессор — во всяком случае, так я называл его про себя — рассматривает разложенный на столе триптих. Он водит по нему большой лупой и бубнит про древесину и ДНК. Я мысленно поместил его в третьесортный университет где-нибудь на севере Англии.

А профессорское звание (если оно у него вообще было) он получил, как пить дать, через умение доить всякие фонды и ученые советы.

Они ждали, что мы убежим, даже хотели этого. За нами следовал конвой машин с выключенными фарами — по темному прибрежному шоссе, до самой «Севильи-ла-Нуэвы». Хондрос забрал у Дебби икону. Она принадлежала ее семье тысячу лет, а в ее руках не пробыла и минуты. Откуда ни попадя выехали машины, и нас всех распихали — по одному в каждую. Мы проехали обратно, сквозь все ту же темную ночь. Миновали Очо-Риос и пронеслись по пустынному побережью назад. Я сидел между двумя людьми, которых видел впервые в жизни. Оба непрерывно курили, но моя тошнота не имела к дыму никакого отношения.

«Лего»-дом было видно даже в темноте. Его побеленные стены мерцали в свете звезд. Большой катер по-прежнему ждал в лагуне, и у меня мелькнула мысль: вот бы прыгнуть в него и исчезнуть среди океанских просторов…

Электричество починили, а зарезанные, оглушенные и убитые электрическим током куда-то делись. Возможно, их вышвырнули в море. Мы сидим на диване в гостиной, который так низок, что встать с него — целая задача, так что о неожиданном прыжке не может быть и речи. Я вижу перед собой новые лица: опять греки, насколько я могу судить. Во всяком случае, оттуда, из Средиземноморья. «Инспектор Менем» тоже здесь, и в каждой руке у него по пистолету, при том что пленных всего трое и они безоружны. В противоположном углу сидит молодой черный ямаец и сворачивает большой косяк. Судя по всему, он обеспечивает их оружием, которое на Ямайке добыть не труднее, чем пачку сигарет. Кассандра ловит мой взгляд и холодно улыбается.

Хондрос и профессор примерно в десяти футах от нас, у дальнего конца стола. Кассандра в одном углу, ямаец в другом — до каждого не меньше пятнадцати футов. Дебби сидит слева от меня и хватает ртом воздух. Меня душит беспомощная ярость, смешанная с чувством вины, что она здесь оказалась. Дебби старается не распускаться.

Бубнеж профессора близится к завершению. Вывод подается с самодовольством и уверенностью, свойственными любому человеку ограниченного ума. Хондрос требует подтверждения:

— Это может оказаться той святыней?

Профессор кивает:

— Конечно, точный ответ даст датировка по содержанию углерода-14. — Он торжествующе улыбается. — Но я могу с полной уверенностью исключить вероятность хитроумной современной подделки.

Наш смертный приговор.

— Благодарю вас, профессор.

Хондрос складывает триптих.

— Наверное, вам пора. Кассандра, позаботься о полагающемся доктору гонораре.

Профессор чуть-чуть наклоняет голову.

— Я бы предпочел быть вдалеке от этого острова, — он поглядывает на пленных, — до того, как начнутся неприятности.

Хондрос вкрадчиво улыбается:

— Не бойтесь, доктор. К тому моменту, как здесь что-либо произойдет, вы давно будете в пути!

Кассандра медленно идет через комнату. Профессор опять смотрит в нашу сторону — на этот раз в его глазах читается легкое беспокойство.

— Понимаете ли, они видели мое лицо…

— Об этом можете не тревожиться, профессор.

Она поднимает револьвер.

Профессор не сразу понимает, в чем дело. Когда происходящее становится очевидным — когда палец Кассандры ложится на спусковой крючок, — он издает тонкий жалобный крик и вскидывает ладони, словно защищаясь от пули. Раздается сухой выстрел, тело профессора падает на пол. Его голова бьется о мраморные плиты. Красное пятно в середине груди расплывается по галстуку и рубашке.