Лев правосудия - Леена Лехтолайнен Страница 67

Лайтио пришел на место встречи на пару часов раньше условленного. У него было время выбрать позицию и тщательно спрятать машину. Метель помогла, запорошив регистрационный номер. Я позаимствовала машину у Йоуни, поскольку наш фургон слишком бросался в глаза и навел бы на мой след. Можно было просто взять машину напрокат, но я не осмелилась делать это в облике Рейски. В конце концов Йоуни согласился одолжить свою в обмен на обещание, что я буду преданно нести вахту у овощечистки и перестану с ним ругаться.

В субботу вечером Моника была дома, что мешало мне перевоплотиться в Рейску прямо там. Решено было сделать это в рабочем кабинете Лайтио. А жене он скажет, что я программист, который помогает ему с компьютером.

Все шло по плану. Я надела ту же одежду, что и в прошлый раз, только кепку сменила на старую меховую шапку дяди Яри, которую привезла в Хельсинки прошлой морозной зимой. Она была из овчины, с наушниками, которые можно было стянуть под подбородком. Козырек очень кстати затенял лицо. Я решила, что Рейска начнет страдать близорукостью, и добавила самые ужасные очки, которые сумела откопать на барахолке, но с обычными стеклами. Усы я привела в неопрятный вид и довершила образ фальшивой перхотью, из которой никакими силами не извлечь образцов ДНК.

Конечно, по пути в Коппарняси я очень нервничала. У меня был с собой «глок», но из-под толстой фуфайки его так сразу не вытащишь. У Лайтио тоже имелось служебное оружие, но я горячо надеялась, что использовать его нам не придется. Оба мы также снарядились звукозаписывающей аппаратурой, а Лайтио в придачу — видеокамерой.

После перекрестка Сиунтио уличные фонари закончились. Порывистый ветер забрасывал машину снегом, и я даже не знала, пользоваться дальним или ближним светом. К счастью, машина Йоуни была обута в порядочные зимние шины. В зимней темноте местность выглядела иначе, во дворах сияла рождественская иллюминация, снег весело поблескивал. Я себя чувствовала по-дурацки, а Лайтио, наверное, воображал себя злым Гринчем, который похитит у Рютконена Рождество, пока еще тот не успел открыть свои подарки.

Я оставила машину в маленьком «кармане» с северной стороны гостиницы и пешком направилась обратно, старательно запутывая следы. Желтая стена бара в танцевальном зале сияла огнями, но белые гирлянды искусственных роз вызывали в памяти похороны. Мой мобильник был переведен в беззвучный режим, и я отправила Лайтио сообщение, что прибыла на место. Он, насколько я знала, расположился в темноте между оградой танцплощадки и лесом. Но, еще не дождавшись ответа, я услышала шум машины.

Рютконену не нужно было скрывать свой регистрационный знак, поэтому он подъехал прямо к площадке. Темно-синий фермерский «фольксваген» говорил о не слишком больших доходах. Я отступила к желтой стене, так что мое лицо осталось в тени, и нажала на кнопку магнитофона в кармане.

— Здравствуй, Касси. Подготовился к Рождеству? Готов принять маленький подарок?

Рейска был расслаблен и уверен в себе, а вот я вовсе нет. Сердце колотилось так, что я боялась, это будет заметно под всей одеждой, и низкий голос давался мне с таким трудом, что я едва не пустила петуха.

— Не мели вздор. Что, собственно, ты хочешь рассказать?

Рютконен явился без головного убора. Темная шерстяная куртка и шарф того же оттенка хорошо подходили для зимнего вечера, снег скрипел под его ботинками: мороз усиливался.

— Финская подруга Сталя получила от него рождественскую открытку со штемпелем от конца ноября из Литвы, из Каунаса. Очевидно, он там ищет своего ребенка.

— Это я уже знаю. — Рютконен поджал губы. — Для этого ты вытащил меня в такую глушь? Заплатишь за потраченный бензин!

— Не суетись. — Рейска засмеялся. — Сталь пользуется в этой поездке именем Бенгта Няккялаярви, гражданина Швеции. Согласно моим сведениям, он по-прежнему в Литве. Неужели не стоит поискать его там?

— Кто твой источник?

— Настоящий Касси. Брат Джанни, он же Яан Ранд.

— Он предал Сталя?

— Монаху приходится заботиться о себе, особенно если у него слабость к девочкам. Мы же знаем: стоит однажды распробовать несовершеннолетних, от этого потом не излечишься, сколько ни давай обетов воздержания. Ранду нужны защитники, и он не может позволить себе роскошь быть верным даже самым давним друзьям.

Возможно, Рейска немного преувеличивал: у нас не было оснований думать, что брат Джанни все еще предается старым грешкам. Однако мужчина с жизненным опытом Рейски не верил, что извращенные склонности лечатся даже обращением к Богу.

— Выходит, ты знаешь, почему Ранд был вынужден уйти из Европола.

— И многое другое тоже знаю.

Рютконен приблизился на пару шагов. На лбу у него пульсировала жилка, уши покраснели. Под ветром он щурился, и на мгновение показалось даже, будто этот человек умеет шевелить ушами.

— На кого ты, в сущности, работаешь?

— Не важно. На серьезных людей. У нас есть доказательства того, что Сталь убил Дольфини.

— В смысле, сфабрикованные? — резко спросил Рютконен. — Мы ведь понимаем друг друга?

Бинго. Вот мы наконец и вышли туда, куда я пыталась его заманить. Он почти попался. Лайтио, наверное, ухмыляется в усы.

— У нас есть фотографии, на которых он топит тело Дольфини в том болоте. Сделанные так хорошо, что даже лучшие эксперты не смогут уверенно определить подделку. Сколько дашь за них?

— Сначала надо посмотреть.

Я вынула из кармана конверт. Сейчас Лайтио должен выйти и придать нашей драме новый оборот. Рютконен встал передо мной, пристально посмотрел в глаза, словно различил Хилью под маской Рейски. Мы оба пытались не моргать.

— Вот.

Я протянула конверт, Рютконен не шевельнулся. Он должен был сам сделать шаг навстречу своему подарку, но он остался стоять так далеко, что едва мог дотянуться до конверта. Несмотря на холод, его лоб блестел от пота.

Мы с Лайтио долго обдумывали, стоит ли рисковать. Снимки были такого низкого качества, что в суде их забраковали бы через секунду, да и Рютконен все бы понял с первого взгляда. Но это было единственным средством заставить его раскрыть, на чьей он стороне. При изготовлении фотографий мне пришлось прибегнуть к помощи Петера: он знал, как их монтировать и обрабатывать, но при этом проявлял лишнее любопытство. Я внушала ему, что это нужно для мести за смерть Рипы, но едва ли он поверил. Однако я взяла с него клятву не рассказывать Монике.

Вопреки собственному утверждению, что нужно посмотреть фотографии, Рютконен не открыл конверт, а сразу сунул в карман. В голове раздался сигнал тревоги, но было слишком поздно: внезапно я обнаружила, что смотрю в дуло револьвера. Рютконен целился мне прямо в голову.

— Кем бы ты ни был, ты знаешь о моих делах слишком много. От этого могут быть досадные последствия.

Рейску тоже бросило в пот, и меня утешало лишь то, что я здесь не одна и весь наш разговор записывается. Возможно, случай с Рипой внушил Рютконену убеждение, что убивать легко.