Кровь невинных - Кристофер Дикки Страница 66

Что, если именно оттуда Рашид достал свой ужасный Меч? Я не был уверен. Почему он привел нас туда? На кого работал? Не на кувейтцев. И не на американцев.

Шанталь права. Как ни горько мне это сознавать. Все становилось на свои места, когда знаешь то, что знала она, а теперь и я, о Саддаме. Он владел химическим и биологическим оружием, занимаясь его разработками с начала 1970-х. Оно было для него не менее важным, чем создание атомной бомбы. Мог ли он позволить своим ученым уничтожить вирус оспы? Передал бы он его Всемирной организации здравоохранения? Нет. Он сохранил его. И он использовал бы его во время войны в Заливе, если бы появилась такая возможность. Оспа идеально подходила для подобных целей. Возможно, она не причинила бы особого вреда солдатам, но уничтожила бы вернувшихся в свои города кувейтцев. Он жег нефтяные скважины, покрывая землю огнем и дымом, а потом стал бы убивать и калечить детей. Во всеобщем хаосе войны никто не смог бы сказать, почему началась эпидемия.

Но этого не случилось. Что-то пошло не так. Возможно, войска Саддама отступали слишком быстро, чтобы реализовать план. Возможно, все расстроилось из-за какой-то технической ошибки. Кодовые замки на морозильнике заклинило из-за коррозии. Возможно, они не смогли открыть морозильник, а может, боялись взорвать его. Я не стал бы этого делать, если бы знал, что там внутри. Может, их спугнули спецназовцы, которые пытались уничтожить это место за несколько дней до нас. Кто знает? Но Рашид и толстяк что-то знали. Это точно. Толстый мужчина был мертв, а Рашид...

Кто такой Рашид? Я считал его другом. Мы вместе путешествовали, разговаривали, делились секретами. По крайней мере я делился своими. В Боснии он часами слушал рассказы о моей семье и даже о моих страхах. Он рисковал своей жизнью и спас меня. Он был моим учителем. Когда я пребывал в отчаянии и чувствовал себя потерянным, он помог мне обрести веру, стать ближе к Богу. Указал путь. И мы шли вместе по этому пути. А теперь я стал сомневаться в нем. Очень сильно сомневаться.

Я вспомнил все, что рассказывала Шанталь о возможных планах Саддама, о мести и терроризме; о том, как он вербовал палестинских террористов, превращая их в то, что она называла «исламскими террористами». Я понимал, что Рашид идеально подходил под эти описания. Он был наполовину палестинцем и имел связи с моджахедами. Когда я впервые встретил его, он вполне мог работать на Саддама в Кувейте как двойной агент, а потом помогать в создании новых террористических организаций в Афганистане и Боснии...

Нет, это уже слишком. Я не имел никаких доказательств. Только подозрения. Мы в равной степени участвовали в разработке плана. По крайней мере поначалу.

— Бреешься с закрытыми глазами? — Шанталь подошла ко мне сзади. Я вздрогнул, когда она положила мне руку на плечо, и порезал бритвой губу. Неожиданно я почувствовал приступ ненависти к ней из-за этого, а также из-за всех этих теорий и предположений. Я не мог признаться ей в своих чувствах. Не мог рассказать о том, что случилось. Я никому не мог об этом рассказать.

— Мне пора, — сказал я, умываясь.

— Встретимся на работе?

— Да.

— Потом расскажешь, как там дела.

* * *

Днем ранее Джордж Каррутерс повел меня обедать в свой клуб. Было уже поздно, и нас обслуживали последними, поэтому больше часа мы ждали заказ и пили: он — мартини, а я — холодный чай. Он говорил то медленно, то напряженно, иногда с неподдельным интересом, но в основном — спокойно, не позволяя мне вставить ни слова. Когда мы приступили к обеду, мой мочевой пузырь переполнился. А он все говорил без умолку, пока мы делали заказ и обедали. Рассказывал о политике в Европе и на Ближнем Востоке, о своих друзьях, о людях из Управления, которые предали его, и о тех, кто оставался ему верен; делился маленькими историями и забавными случаями об эксцентричных немецких принцессах, о саудовских королях, пристрастившихся к выпивке, и о двуличных хорватских нацистах.

Он до сих пор сожалел о событиях почти пятидесятилетней давности, когда он работал на Балканах в Управлении стратегических служб. В конце Второй мировой войны правительство США искало агентов, которые помогли бы им бороться с коммунизмом. В те дни, когда Тито еще сотрудничал со Сталиным, маршал был для всех отличной мишенью. Поэтому американцы привлекали на свою сторону бывших фашистских офицеров, чтобы создать антикоммунистическую сеть, и среди новобранцев попадались ужасные преступники, которые потом не только получили свободу, но и переехали жить в Америку. Им предоставили жилье и дали новые имена — что-то вроде программы защиты свидетелей. Попав в Америку, некоторые хорватские террористы продолжали убивать людей вплоть до семидесятых годов. Никто уже об этом не помнит. «К счастью». Все держалось в секрете, и когда обрывки информации все же стали появляться в прессе, это казалось невероятным, слишком сложным для дальнейших расследований. Кто знал, кем были эти хорваты в 1948 году? И кем стали к 1978-му?

Он не дал мне возможности ему ответить. Даже не сделал паузы. "Конечно, мы всех и допрашивали, и знали, кто они на самом деле. Просто мы неправильно оценили, на что они способны. Все ошибаются. — Он сделал глоток и сразу же продолжил: — Все ошибаются. Но я расскажу тебе один хороший способ, как проверить человека. Короли из рода Гогенштауфенов полностью доверяли ему, — он посмотрел на мою позу, — Ассад до сих пор пользуется им в Сирии. Старая истина гласит: «Ты можешь сказать о характере человека по тому, как долго он может держать в себе воду».

Я понял намек. Вернувшись, я заметил, что обеденный зал опустел, столы были убраны, но на них по-прежнему лежали белые скатерти. Джордж сидел в одиночестве за нашим столом, повернувшись спиной к залу, покуривая трубку. Мне показалось, что он сильно отличался от обычных людей.

— Мы говорили о хорватах в Америке, — напомнил я.

— Правда? Ах да. Продолжим в другой раз. Нам нужно вернуться в офис. Я уже оплатил счет.

Каррутерс не только посеял во мне ужасные сомнения. Мне казалось, что он сделал это намеренно. Ему нельзя доверять. Он играл со своими знакомыми в игры, которые использовал во время работы в Управлении, только теперь делал это для развлечения. Что он себе возомнил? Что мой отец — хорватский преступник, которого американская армия переселила в США? Но мой отец был мусульманином, так что это представлялось маловероятным Я говорил ему, что мои предки из Загреба, возможно, поэтому он так и решил. Каррутерс изучал меня, пытался подобраться поближе.

К вечеру число вопросов только возросло. Что я узнал о моем отце и моей семье в Дрваре и Льежска Жупица? Ничего. Никто даже не слышал о них. Но если он не был мусульманином, зачем же тогда Коран? Я не знал этого и не мог ни у кого узнать. Возможно, даже Джордж не смог бы мне этого объяснить. Но я не хотел упускать эту возможность. Я решил попробовать узнать у него больше.

Утром я застал его сидящим в своем кабинете, в окружении книг, поднимавшихся большими, готовыми в любой момент рухнуть кипами, по обе стороны от его стула. Мы немного поговорили. Я даже не могу вспомнить, о чем именно. Наконец я задал вопрос, который интересовал меня больше всего.