Окаянный талант - Виталий Гладкий Страница 66

– Добрый вечер, милейший Олег Ильич! Рад видеть вас в полном здравии.

Иностранец улыбался так фальшиво, что Олегу захотелось плюнуть ему в физиономию. Сдержав себя большим усилием воли, – не хватало еще! ко всем неприятностям… – он коротко и сухо ответил:

– Здравствуйте.

– Это вам, – сказал майор, отдавая Карлу Францевичу какую-то папку. – Как договаривались…

– Именно – как договаривались. Примите… от чистого сердца. С лучшими пожеланиями. Премного благодарны… – С этими словами немец всучил майору пухлый конверт.

– До свидания, – робко молвил майор, быстро пряча конверт в брючный карман.

– Да, да… – рассеянно ответил немец. – Ауф видэрзеэн…

Олег промолчал. На душе было так мерзко, что он хотел немедленно напиться до белой горячки. Его выкупили, дав взятку. Заплатили деньги, словно за какую-то вещь. Прикупили из-под полы, как дефицитный товар.

И этот майор… честняга. Пахарь на ниве законности. Наверное, увидев фамилию Олега в оперативной сводке, сам напросился вести его дело. Потому как знал, что может сорвать приличный куш.

«Народный защитник… – уничижительно подумал Олег про майора. – Хорош, гусь… Продажная сволочь. Я что, всего лишь эпизод. За державу обидно…»

Майор уехал. Иностранец некоторое время внимательно изучал хмурое лицо Олега, а затем сказал:

– Приглашаю вас к себе в гости. Нет, нет, никаких отговорок! Мы обязательно должны отметить ваше освобождение. Не скрою, это даже для меня было нелегко вытащить вас из тюрьмы. У российских чиновников аппетиты растут просто таки в геометрической прогрессии. Еще год назад мне такой трюк обошелся бы вдвое дешевле.

– Я возмещу ваши затраты.

– Что вы, что вы, милейший Олег Ильич! Ни о каком возмещении не может быть и речи. Мы с вами добрые друзья, – не так ли? – а какие расчеты могут быть между друзьями?

Олег промолчал. Ему все было безразлично. Огромная опустошенность вымела из души все порывы и желания. Он хотел лишь одного – чтобы его оставили в покое.

Но ехать к этому Карле все равно придется…

На удивление, иностранец жил не в гостинице, а в большом загородном доме с высоким забором, железными воротами и башней, на которой вертелся флюгер в виде пуделя.

– Приобрел, знаете ли, – объяснил немец. – Это теперь в вашей стране не проблема. В своем доме жить гораздо приятней и уютней, нежели в номерах.

Дом и снаружи выглядел великолепно, но внутри просто потрясал дорогой отделкой и хорошо продуманным интерьером. «Наверное, у Карлы и унитазы золотые, – с иронией подумал Олег. – Надо будет проверить…»

Накрытый стол уже ждал их. Разнообразные напитки, преимущественно в пузатых запыленных бутылках (наверное, из коллекции вин, которую немец купил на аукционе, подумал Олег) лед в серебряной вазочке, икра черная и красная, разные сорта рыбы, овощи и экзотические фрукты… и непременный камин, – очень большой камин – где горел огонь, над которым запекалась целая косуля.

Ее готовил повар, совершеннейший замухрышка, низкорослый и кривоногий, в высоком белом колпаке и красной бархатной курточке. Он с сосредоточенным видом вращал вертел, представляющий собой механизм с рукояткой и червячной передачей, и поливал мясо какой-то остро пахнущей жидкостью.

Увидев хозяина, повар изогнулся в подобострастном поклоне, и сказала с иностранным акцентом:

– Ужьин хотов, мессир…

– Прекрасно, – ответил Карл Францевич. – В самый раз. Мы здорово проголодались. Не так ли, Олег Ильич? Конечно, так. Во всех пенитенциарных заведениях отвратительно кормят. И знаете, так было во все времена. Никакого сочувствия к людям, которые совершили преступления, возможно даже не преднамеренно, а по воле глупого случая. А ведь беда может случиться с каждым.

В последней фразе явственно прозвучал намек на Олега, но художник смотрел на иностранца отмороженными глазами и не проявил никакой ответной реакции.

– Прошу за стол, – сказал немец. – У нас сегодня отменный выбор вин…

Олег плюнул на все свои размышления, опасения и переживания, и приналег на еду. Она была восхитительно вкусная. Особенно был хорош подрумяненный бочок косули, который гостеприимный хозяин лично положил на серебряную тарелку художника.

Что касается вина, то Олег не очень вникал в объяснения иностранца. Художник пил один кубок за другим, хотя они и были весьма вместительны. Вина оказались даже получше того фалерно, которым когда-то потчевал его Карл Францевич.

Густые, с незнакомым запахом, они гоняли кровь по жилам с бешенной скоростью. Олег оживал просто на глазах. Вскоре весь мир казался ему лазурным, а сам иностранец – милым дядюшкой, который приехал навестить дорогого племянника.

Насытившись, Олег, не стесняясь немца, отрыгнул и откинулся на спинку кресла. Сейчас ему очень хотелось как можно быстрее оказаться в собственной постели. Но он понимал, что ему еще предстоит разговор с немцем, а потому до конца не расслаблялся.

Олег не ошибся. Помыв жирные руки в большой серебряной чаше с водой, в которой плавали лепестки роз, и которую предупредительно подал ему все тот же тщедушный повар, выполнявший по совместительству и роль официанта, Карл Францевич сказал:

– А теперь, милейший Олег Ильич, пройдемте в мой кабинет. Это на втором этаже…

Кабинет, как и гостиная с камином, оказался огромным. Все мебель была из мореного дуба и кожи, на полу лежал толстый персидский ковер с какими-то каббалистическими знаками (Олег, когда-то интересовавшийся эзотерикой, узнал их), а письменные стол на резных львиных ножках поражал своей внушительной массивностью и большими размерами.

– Это, – сказал иностранец, показав Олегу ту папку, которую отдал ему майор, – ваше уголовное дело. Но оно уже никуда не уйдет дальше этого кабинета.

– Но мне сказали, что факты…

– Бросьте. Какие факты? Все это глупости. – Немец покривил губы в снисходительной улыбке. – Есть только одни весомый факт – свидетель. Да, да, объявился свидетель, который, можно сказать, под присягой готов свидетельствовать, что вы ни в чем не виноваты, что сторожа убил какой-то бандит, потом он оглушил вас, а пистолет всунул вам в руку. Свидетель живет как раз напротив магазина, где произошло убийство. Он, знаете ли, страдает бессонницей…

– Это неправда! Нет никакого свидетеля.

– Как это – нет? Показания его есть, вот они, а свидетеля нет? Что вы, любезнейший Олег Ильич, так не бывает. У русских есть поговорка «Что написано пером, того не вырубишь и топором». Здесь все написано. И собственноручная подпись свидетеля. Все чин чином.

– Не верю… Не верю!

– И правильно делаете, Олег Ильич. Никому и ничему верить нельзя… – Тут Олег поймал себя на мысли, что Карла повторяет слова Щегла. – Человек – существо слабое, часто беспринципное. Надавят на свидетеля, он и возьмет свои слова обратно. Скажет, что ошибался. Ему что? С него взятки гладки. Он неподсуден. Но вам тогда придется несладко. Ох, несладко… И главное, вы ни в чем не виноваты. В отличие от майора, проходимца и взяточника, я верю, что вы не убивали сторожа.