Прекрасное зло - Энни Уорд Страница 65

Джулия говорила официальным, врачебным тоном, но я знала, что она меня любит. Моя сестра не была безразличной, она просто привыкла быть отстраненной. Ей каждый день доводилось копаться в человеческих органах. Она сталкивалась со смертью постоянно.

– Когда мы тебя вытащили, я увидела, что тебя не разрубило винтом. – Сделав паузу, Джулия отхлебнула своей диетической колы. – Ну… это уже было хорошо. Я надеялась, что мозг твой тоже не поврежден.

– Он так никогда и не извинился, – тихо и напряженно сказала мама.

Готовясь к приходу приглашенных на похороны, она ползала по полу на четвереньках, собирая то, что не удалось вычистить пылесосом.

– Он так никогда и не извинился, – повторила она громче, явно желая получить ответ. – И никогда не предложил помочь с оплатой лечения.

– Да ладно тебе, мама, – сказала я. – Я прощаю дедушку. И тебе нужно поступить так же. Все в порядке.

– Вот, значит, что ты думаешь? – спросила мама. Она глядела на меня округлившимися глазами, сжав в пальцах клок рыжеватой собачьей шерсти. – Все в порядке, Мэдди? Правда? Но с тех пор ты уже никогда не была прежней!

Полагаю, она права. Я провела две минуты под водой, дрыгая ногами и колотя руками по воде, а затем еще четыре минуты без воздуха, болтаясь у кормы лодки, пока моей сестре не удалось наконец распутать намотавшуюся на винт веревку. Лишь тогда она сумела расстегнуть спасательный жилет и вытащить меня.

Там, внизу, что-то изменилось. Перед тем как я потеряла сознание, со мной произошла какая-то глубокая трансформация. В ту самую секунду, когда я утратила всякую надежду выжить, мой разум охватила безумная экстатическая необузданная эйфория, радость такой силы, что я была немедленно ею пленена; это чувство было настолько полным и пламенным, что я открыла рот и втянула в себя воду. То, что мне нечего бояться, стало для меня столь же очевидным, как два плюс два или что небо синее.

А затем меня спасли. Когда я очнулась на причале, мой розовый купальник с оборками был разодран в клочья. Я видела мучительные выражения на лицах своих родных и раскрытые рты полудюжины седовласых зевак в гавайских рубашках. Папа прекратил колотить меня в грудь. На его лице читалась смесь удивления и неверия. Завывали сирены. Я была голая и в шоке. Помню, что, пока меня тошнило целым озером воды, в моей голове вертелась странная мысль: я была свободна. Я ощущала на языке отвратительный вкус ила и мокрого песка и все равно могла думать лишь о том, что свободна.

Затем была больница с шептавшимися врачами и капельницами седативных препаратов, наполнявших меня до ужаса знакомым чувством блаженства, испытанным мною под водой. А затем пришел долгий сон под мерный шум медицинского оборудования. Я провела в реанимации шесть дней, пока из моих легких через трубку откачивали грязную воду озера Тапавинго.

Разумеется, моя мама была права. Я изменилась. Именно тогда моя эксцентричная бабушка стала проявлять ко мне такой интерес. Когда я поправилась, меня охватило желание вдохнуть в себя весь мир. Это желание было таким же отчаянным, как и то, что заставило меня сдаться и вдохнуть воду этого жалкого, вонючего озерца. Я хотела жить. Жить так, словно я сама изобрела этот мир и в нем было в десять раз больше смыслов, чем на самом деле. Я хотела ЖИТЬ с большой буквы.

Справедливости ради нужно признать, что после этого происшествия я действительно чувствовала себя непобедимой. Словно меня вычеркнули из какого-то космического гроссбуха, отпустив на свободу. Свобода. Свобода прыгать, летать сквозь огонь, рисковать, делать ошибки и безрассудно мчаться туда, откуда другие не возвращались.

Как же я хотела жить! Должна была! Жить и бегать в темноте. Именно это я и делала в кемпинге. Убегала под покровом ночи. Я должна была умчаться прочь. Если бы я этого не сделала, что бы случилось с Чарли?

Вот такие дела, Кэми Джей. Да, кстати. За мной гнались. И, возможно, я не упала.

Закончив, я глубоко вздохнула. Меня передернуло. В следующую секунду я поняла, что Чарли проснулся и, хватаясь за перила и протирая свои заспанные глаза, добрался уже до середины лестницы.

– Мамочка? Мамочка?

– Я здесь, Чарли.

Я глубоко дышала, пытаясь заставить свое сердце биться в нормальном ритме. «Я сделала это, – подумала я. – Сделала. Написала самое важное».

– Можно мне перекусить?

Трясущимися руками я приготовила Чарли его любимую еду – макароны с сыром, украсив их глазами и ртом из кусочков сосиски. Еще я нарезала ему яблоко и положила стручковой фасоли, зная, впрочем, что он их, скорее всего, не съест. Затем я включила для Чарли «Большое музыкальное шоу Джека». Пришло время позвонить Уэйну насчет насоса.

Но не успела я набрать его номер, как раздался звонок в дверь.

Я открыла дверь, натянув маску деревенской мамочки – сияющие глаза и простодушная улыбка.

– Ура! – воскликнула я, хлопая в ладоши. – Уэйн спешит на помощь.

– Я знал, что ты дома. Видел, как ты подъехала. – Вежливо сняв обувь у входа, Уэйн помахал Чарли: – Всех благ, молодой человек!

Чарли помахал ему в ответ, однако ответил:

– До свидания!

После чего сунул себе в рот кусок сосиски.

– Тебе нужно заглянуть ко мне и посмотреть, что я строю в гараже!

Чарли кивнул ему с набитым ртом.

Уэйн повернулся ко мне с выражением преувеличенного восторга, хлопая в свои шершавые ладоши. Смешной, потешный старикан.

– Держу пари, он хотел бы помочь мне сделать скворечник. Разве это не весело? – продолжал улыбаться он.

– Это было бы очень весело, – думая о своем, говорю я. – Отличная идея. Я ценю это, правда. Спасибо тебе, Уэйн.

– О, не за что, Мэдди. Сейчас сделаем твой насос в подвале.

– Чарли! – позвала я. – Когда закончишь ужинать – просто продолжай смотреть свое шоу. Не открывай никому дверь, ладно? Мы с Уэйном ненадолго спустимся вниз.

Чарли заволновался. Уэйн был в восторге.

Сойдя по лестнице, мы оказались в отремонтированной части подвала – с компьютерами Иэна, бильярдным столом и баром. Я подвела Уэйна к двери в дальнем углу.

– С уверенностью сказать не могу, но, по-моему, насос здесь.

– Точняк здесь, – ответил Уэйн. – Больше ему быть просто негде.

Он начал открывать дверь.

Заперто.

– Странно, – сказала я. – Я думала, что она открыта. Я редко сюда спускаюсь.

– Хм-м, – протянул Уэйн, уперев руки в бока.

Некоторое время он, выпятив губу, смотрел на новое препятствие, а затем встал на цыпочки и, пошарив за дверным косяком, извлек оттуда ключ. Он был явно доволен собой.

– Мы, парни, частенько так делаем.