Дальтоник - Джонатан Сантлоуфер Страница 64

Кейт подняла глаза от блокнота.

— Он был дальтоник?

— Полный. К нам его перевели из клиники, куда он попал с травмой головы.

— Может быть, вы вспомните фамилию кого-нибудь из врачей?

— Очень легко. Дело в том, что сюда Тони направил мой приятель, доктор Уоррен Вайнберг, который наблюдал его в госпитале Рузвельта.

— И почему он решил перевести мальчика в психиатрическую клинику?

— Утратив способность видеть цвет, мальчик впал в тяжелейшую депрессию. Доктор Вайнберг надеялся, что мы поможем ему. Кстати, факт дальтонизма мальчик категорически отрицал, хотя налицо были все симптомы церебральной ахроматопии. Очень слабое зрение и острая чувствительность к свету. Он постоянно носил темные очки. Говорил, что хочет выглядеть крутым. Всячески пытался доказать, что он не дальтоник. Любил делать комплименты по поводу одежды. Например, говорил при встрече: «Какая на вас сегодня красивая розовая кофточка» или что-то в этом роде. Большей частью ошибался в цвете. Если его поправляли, злился. Однажды какому-то санитару захотелось подразнить его. Мальчик так свирепо набросился на него, что еле оторвали.

— Но из вашей статьи не ясно, удачно ли прошло лечение.

— К сожалению, психотропные препараты на него эффективно не действовали. Пришлось применить ЭШТ.

— Что это такое?

— Электрошоковая терапия.

Кейт удивленно вскинула брови:

— Я не знала, что ее до сих пор применяют.

— Почему же? ЭШТ — довольно распространенный метод лечения тяжелобольных. С ее помощью удалось излечить уже свыше ста тысяч пациентов. Я понимаю, после фильма «Пролетая над гнездом кукушки» в обществе сформировалось представление об ЭШТ как о каком-то варварском методе лечения. Уверяю вас, после сестры Ретчет методика применения электрошоковой терапии существенно изменилась. Пациентов не приковывают к каталкам. Сеансы ЭШТ проходят под наблюдением анестезиолога, кардиолога и других специалистов. — Доктор Шиллер вздохнула. — Считается, что ЭШТ весьма эффективна для лечения больных, страдающих тяжелыми формами депрессии или суицидными устремлениями. Когда медикаменты не действуют.

— И как отреагировал на эту терапию Тони?

— Кажется, он перестал слышать голоса, успокоился. Но только на время. К сожалению, лечение продолжить не удалось, потому что он исчез.

— Что, просто взял и ушел?

— Миссис Макиннон, он содержался у нас не как преступник. Его собирались перевести в другую клинику, с более строгим режимом, но не успели. Его, конечно, искала полиция, но безуспешно. Ведь у них не было абсолютно никаких данных. Кроме, возможно, состояния зубов, но это не помогло. Тут следует упомянуть одно тяжелое обстоятельство. За день до его исчезновения у нас погибла сестра. Убита, зверски изувечена. Преступника так и не нашли. Доказательств, что это сделал Тони, не было. Но подозрение осталось.

— Вы не запомнили имя сестры?

Шиллер задумалась.

— Кажется, Линда или нет… Белинда. Фамилию не помню. Ведь это случилось десять лет назад.

— Вы и так довольно много вспомнили.

Доктор посмотрела на Кейт:

— Некоторых пациентов забыть не удается никогда.

— Доктор Шиллер, я уже упоминала, почему меня заинтересовала ваша статья. Серийный убийца, которого мы разыскиваем, скорее всего, дальтоник. Мне хотелось бы услышать ваше профессиональное мнение об одном предложении.

— Пожалуйста.

— Я задумала устроить выставку его картин. Тех, что он оставил на месте преступления. Как, по-вашему, он может отреагировать?

Доктор Шиллер задумалась.

— Если бы речь шла об обычном пациенте, то я полагала бы, что такая выставка будет для него огромным искушением, которому трудно противостоять. Но, — она внимательно посмотрела на Кейт, — такой параноидальный тип, как Тони Т., думаю, отнесется к этому мероприятию с подозрением, усматривая в нем опасность для себя.

— Понимаю. — Кейт слегка постучала ручкой по блокноту. — Как вы считаете, этот Тони до сих пор жив? Ведь ему, должно быть, года двадцать четыре.

— Трудно сказать. Но подобного рода типы очень живучи. Они способны существовать в самых невероятных условиях.

— Вы упомянули, что он пытался угадывать цвет.

— Да. Но обычно ошибался. И использовал странные названия. Вроде… — Доктор Шиллер прикрыла глаза. — Волшебная мята, шелковица или…

— Ослепительный? — спросила Кейт.

— Да, точно. Ослепительный.

* * *

Доктор Уоррен Вайнберг снял с белого халата кусочек тунца.

— Расплата за разговор во время еды. — Он посмотрел на Кейт и улыбнулся.

Она тоже улыбнулась.

— Извините, доктор, что отнимаю у вас время, но это очень важно.

— У меня совсем нет времени, так что вам нечего отнять. — Он положил сандвич на стол и вздохнул. — Двадцать пациентов в день, а вечером еще дежурства в госпитале Рузвельта.

— Именно там вы и лечили его?

— Да, я помню его. Необычный случай. Церебральная ахроматопсия. Полная потеря цветового восприятия. Больше мне такие пациенты не попадались. — Доктор на пару секунд прикрыл глаза. — В тот вечер я дежурил в приемном покое. Мальчик лет тринадцати поступил в ужасном состоянии. То ли после какой-то жуткой аварии, то ли после драки. Черепно-мозговая травма средней тяжести. Как ни странно, но он довольно быстро оправился. Никто ни о какой ахроматопсии не догадывался, его уже собирались выписывать, но тут произошел неприятный инцидент. Мальчик неожиданно набросился на девушку, добровольно выполнявшую у нас обязанности медсестры, очень милую. Она пыталась развлечь его во время осмотра. Сказала что-то насчет моей голубой рубашки, а он вдруг взбесился и начал твердить, что она серая. Девушка вздумала спорить, и он накинулся на нее как сумасшедший.

— А ваша рубашка была действительно голубая?

— Ярко-голубая, — сказал Вайнберг. — Его потом обследовали и обнаружили полный дальтонизм. Хотя он это отрицал. Впал в тяжелейшую депрессию. Даже пытался покончить с собой. Вскрыл вены на запястье.

— Значит, у него остался шрам.

— О да, и широкий. Потому что он орудовал ножницами. — Доктор потянулся за сандвичем, но передумал. — У него на теле были еще шрамы от многократных избиений. Обследование показало, что мальчика также часто насиловали. Вероятно, с очень раннего возраста.

Кейт поморщилась.

— У вас были какие-то данные о родителях и отношении к нему в семье?

— Никаких. Он заявил, что ничего не помнит. Ни родителей, ни своего имени, ни о том, как получил травму, — ничего. Полная амнезия. Возможно, это результат сильного удара по голове. Не знаю. Пришлось переправить в клинику «Пилигрим-стейт». — Доктор задумался. — Очень странный мальчик. То дитя, а то… совсем как взрослый. Понимаете, что я имею в виду? Внешне ребенок, но хитрый и коварный. Я бы сказал, даже мудрый. — Примерно то же самое говорила и доктор Шиллер. — Не все отклонения в его поведении я связал бы с ударом по голове, — заметил доктор Вайнберг.