Лесная смерть - Брижит Обер Страница 64

При чем тут Бенуа…

Машина резко тормозит. Дверца открывается, громыхает мое кресло, Элен — с весьма неожиданной для столь хрупкого создания силой — хватает меня в охапку и швыряет в кресло; я оказываюсь в крайне неудобной позе, все время куда-то соскальзываю, однако она, не замечая этого, уже быстро — и довольно резко — катит коляску, ни на секунду не переставая бормотать себе под нос: «Негодяй распоследний, все — негодяи, негодяи и воры»; я, как могу, стараюсь удержаться в коляске, ухватившись за нее здоровой рукой; мы проезжаем по какому-то коридору и оказываемся в лифте; рука Элен в нетерпении нервно похлопывает о стену кабины; я сжимаюсь в комок; если только с Виржини что-то случилось, это будет ужасно. Неужели может быть нечто еще ужаснее того, что уже произошло?

С легким шипением дверь лифта отползает в сторону. Коридор. Я узнаю его по запаху — это коридор, ведущий к квартире Бенуа. Никогда бы не поверила в такое. Надо же: узнать запах коридора. Сколько раз я проходила через него, весело смеясь. К горлу тут же подкатывает какой-то ком, и мне становится трудно дышать. Коляска останавливается. Звук поворачиваемых в замочных скважинах ключей. У нее есть ключи от квартиры Бенуа. Господи, но в силу какого волшебства они оказались у нее? Дверь — со зловещим скрипом — отворяется. Холодно. Запах давно непроветриваемого помещения.

— Виржини? Дорогая моя, ты здесь?

В ответ — ни звука. Бросив меня посреди гостиной, Элен мечется по комнатам. Квартира не так уж и велика: спальня, гостиная, кухня, ванная. А в спальне — большая-пребольшая кровать. У меня вдруг делается так худо в животе, что того и гляди вырвет. Здесь пахнет не только давно непроветриваемым помещением, но и чем-то еще. Причем пахнет совершенно отвратительно. Чем-то гниющим, разлагающимся. Протухшим мясом.

— Он солгал, ее здесь нет!

Что же способно так жутко вонять? В мозгу у меня проносится кошмарный образ: полусгнивший труп Бенуа на кровати. Но нет — Бенуа похоронили, об этом я знаю от Иветты. А вдруг… нет, это слишком ужасно, о таком и думать нельзя; но тем не менее… Дети… Те части тел, что были изъяты у трупов… вдруг убийца спрятал их здесь? В нежилой квартире, куда никто уже не приходит?

— Он солгал! — не своим голосом вопит Элен, швырнув при этом что-то о стену.

Звон разбитого стекла. Может быть, это та самая фотография, на которой Бенуа, улыбаясь, выходит из бассейна?

— Придется вернуться туда.

Нет, Элен: нужно просто вызвать полицию! Бах! Мне это мерещится, или входная дверь и в самом деле захлопнулась? И она бросила меня здесь? Стук каблуков удаляется по коридору. Я нажимаю на кнопку — кресло катится вперед; натыкаюсь на что-то твердое, поднимаю руку и нащупываю какую-то гладкую поверхность. Буфет? Черт побери, Элен, не бросай меня здесь!

Прислушиваюсь: ни звука. Она уехала. А я осталась одна в квартире Бенуа. Наедине с его призраком. Наедине с призраком нашей любви. Наедине с мерзким запахом протухшего мяса. Элен сейчас вернется в сарай и прикончит этого несчастного психа, а мне остается только ждать — здесь, в кромешной тьме, пропахшей пылью, где вдобавок еще и что-то разлагается, испуская жуткую вонь! Нет, Элен, ты просто не вправе так поступать.

Эту квартиру я знаю не хуже собственного дома. Так почему бы мне не попытаться открыть дверь? Если удастся перевалиться набок и повернуть ручку… Впрочем, сначала нужно сориентироваться. Еду вперед — натыкаюсь на журнальный столик; теперь назад — сундук; все отлично: теперь нужно повернуть направо; ну вот: я уже достала кончиками пальцев до деревянной поверхности двери; вслепую неловкой рукой шарю по гладкой поверхности и наконец натыкаюсь на ручку; она круглая; изо всех сил сжимаю ее в кулаке и пытаюсь повернуть. Ничего не получается. Делаю вторую попытку. Безрезультатно. Эта идиотка заперла дверь на ключ! А замок — слишком высоко, мне ни за что до него не дотянуться! Я не хочу оставаться здесь. Это ведь все равно что оказаться брошенной в холодную могилу Бенуа.

Я должна отсюда выбраться. Развернуть кресло к двери. Нажать на кнопку. А потом — со всего размаху бить в эту проклятую дверь; бить и бить — до тех пор, пока не всполошатся все жильцы этого дома. Бум! Ну же, выходите из своих квартир! Бум! Да я сейчас ее попросту выломаю, эту дверь!

И вдруг она отворяется — сама.

Желудок у меня как-то странно сжимается.

Элен? Глухой звук — как если бы кто-то опустился на диван. И вроде бы кто-то шевелится слева от меня? Я так разволновалась, что почти ничего не слышу, кроме собственного — тяжелого и частого — дыхания.

Нет, определенно меня хотят рассудка лишить. Я разворачиваю кресло и принимаюсь кругами ездить по комнате — кто же прячется здесь, в темноте? Натыкаюсь на стол. Немного отъезжаю назад. И тут я натыкаюсь рукой на ноги. Ноги. Чьи-то ноги в брюках. Кто-то сидит на диване. Это заставляет меня взвыть от ужаса, — в душе, разумеется. Отъезжаю еще чуть-чуть. Опять ноги. Но уже не в брюках. В чулках. Ибо пальцы мои явно скользят по нейлону. Нет. Этого просто не может быть. Еще немного проезжаю вдоль дивана — снова ноги. Но куда более тоненькие. И намного короче.

Все трое сидят на диване. И я мгновенно понимаю, кто именно — о да, я абсолютно уверена, что не ошибаюсь: Поль, Иветта и Виржини. Я хорошо представляю себе, как они сидят, уставившись на меня невидящим взглядом ставших вдруг пустыми глаз — взглядом мертвецов, обращенным в небытие; но каким же образом Элен умудрилась их не заметить?

Дыхание. Кто-то дышит. Я вновь подкатываю кресло к сидящим на диване. Приходится сделать над собой сверхчеловеческое усилие — чтобы поднять руку и вновь их коснуться. Вновь коснуться тех, кто там сидит. Людей, похожих на неодушевленные предметы. Первый абсолютно недвижим. И холоден как лед. Рубашка у него липкая. Пальцы мои касаются крохотного крокодильчика, вышитого на левой стороне груди. Поль. Это — Поль, и он мертв. Второй объект моего поиска тоже не подает признаков жизни, но кожа у него чуть теплая. Ощупываю рукой шерстяной жилет. Иветта. Без сознания. Третье сидящее на диване существо оказывается просто-таки горячим. Я протягиваю руку к его груди. Тут раздается веселый взрыв смеха и детский вопль:

— Браво, Элиза!

Я проваливаюсь во тьму.