Лунная миля - Деннис Лихэйн Страница 60

— Ефим тебе не звонил.

— Ну и что? Попросил Спартака позвонить.

— Ничего подобного. Ефим ждал нас в Комкаст-сентер. Это было в тот момент, когда «Асела» сбила Дре.

Чашка застыла на полпути к ее рту.

— Еще раз, и помедленнее.

— Дре попал под поезд, который летел с такой скоростью, что от бедняги ничего не осталось. Наверное, сейчас криминалисты собирают его по частям. И уверяю тебя, части эти очень мелкие.

— С какой стати он бросился под…

— Потому что погнался за этим.

Я положил на стол Белорусский крест.

Секунд двадцать мы молчали, глядя на крест.

— Погнался? — спросила Аманда. — Чушь какая. Когда он уходил из дома, крест был при нем.

— Я предполагаю, что он его кому-то отдал, а потом этот кто-то кинул его через рельсы.

— И ты думаешь, что… — Она зажмурилась и потрясла головой. — Нет, я даже не представляю, что ты думаешь.

— Аналогично. Вот что мне известно. Дре перешел через полотно, направляясь в лес. Затем кто-то кинул крест из леса назад через рельсы. Дре побежал за ним и попал под скоростной поезд. Ефим при этом утверждает, что его там и близко не было и что он не менял место встречи. Врет он или нет, я не знаю. Вероятность пятьдесят на пятьдесят. Но он утверждает, что не врет. У нас нет Софи. У них нет креста. И сегодня канун Рождества. Пятница. Дре был нужен Ефиму. У него нет других возможностей достать младенца для Кирилла и Виолеты. И теперь Ефим хочет вернуться к исходным условиям сделки. Крест. — Я посмотрел на стол. — И ребенок. В обмен на жизнь Софи, мою, жизни моих родных и твою.

Она пару раз ткнула пальцем в крест, отодвинув его на несколько дюймов.

— Ты не знаешь, что здесь написано? Я по-русски не читаю.

— Даже если бы читал. Это латынь.

— А ты латынь знаешь?

— В школе учил четыре года. Кое-какие азы освоил. Но только азы.

— Значит, никаких мыслей?

Я взял крест в руки.

— Попробую расшифровать. Надпись наверху гласит: «Иисус Сын Божий побеждает».

Она скривилась.

Я пожал плечами и напряг извилины.

— Нет, подожди. Не «побеждает». Сокрушает. Нет. Подожди. Завоевывает. Точно. «Иисус Сын Божий завоевывает».

— А внизу?

— Что-то про череп и рай.

— На большее ты не способен?

— Детка, в последний раз на уроке латыни я был за десять лет до твоего рождения. С учетом обстоятельств я не так уж плохо справился.

Она подлила себе чаю. Обеими ладонями обхватила чашку и принялась дуть. Осторожно отпила и поставила чашку обратно на стол. Откинулась на спинку стула и в своей всегдашней манере, демонстрируя чудеса самообладания, спокойно произнесла:

— По нему не скажешь, что он представляет собой нечто особенное.

— Его ценность в его истории. Или в том, что он кому-то очень нужен. Это как с золотом. Просто кто-то однажды решил, что золото — это великая ценность.

— Никогда не понимала этой логики.

— Я тоже.

— Могу тебе одно сказать. Ефим уже так облажался с этим крестом, что нам не жить. Он нас не простит. Меня уж точно.

— Ты в последнее время газеты не читала?

Она посмотрела на меня поверх чашки и покачала головой.

— Кирилл слишком увлекается своим собственным товаром. Или у него просто крышу снесло. Не исключено, что, прежде чем он доберется до тебя, успеет расшибиться в лепешку на одной из своих машин.

— С нетерпением жду этого дня. — Она скривилась. — Но даже если осуществится сказочный план, который тебе предложил Ефим… ты ведь с Ефимом его обсуждал?

— С Ефимом.

— Так вот. Допустим, мы выживем, Софи выживет, твоя семья выживет… А что насчет нее? — Она показала на Клер. Девочка, одетая в розовую кофточку с капюшоном и такие же штанишки, по-прежнему спала в автомобильном кресле. — Кирилл с Виолетой заберут ее себе. И очень быстро убедятся, что идея иметь ребенка не имеет ничего общего с реальным ребенком. Который плачет, не дает спать и пачкает подгузники, а когда ты его переодеваешь, верещит, как баньши на электрическом стуле, потому что ему не нравится просовывать голову в горловину, а другой одежды для грудничков не бывает. Допустим, Кирилл с Виолетой — парочка необузданных придурков с интеллектом недоразвитого школьника — возьмут ее себе. Предположим даже, они справятся со всеми бытовыми неудобствами, неизбежно связанными с появлением в доме грудного ребенка. Воспримут их как должное. Но неужели ты думаешь, что Кирилл, чей авторитет уже пострадал во всей этой истории с украденным у него из-под носа ребенком, будет относиться к Клер по-доброму? Что в душе он не затаит на нее зла? Тем более что в последнее время, как ты сам говоришь, Кирилл окончательно слетел с катушек. Кто поручится, что в один прекрасный день он не заявится домой, под завязку нагруженный польской водкой и мексиканским кокаином, и не пришибет Клер только потому, что той хватит нахальства заплакать от голода? — Аманда одним глотком, как виски, допила чай. — Не думаешь же ты, что я отдам своего ребенка им?

— Это не твой ребенок.

— Ты про карточку соцстрахования, которую видел вчера? Она не моя. Она ее. У меня уже есть собственная с такой же фамилией. Так что это мой ребенок.

— Ты ее похитила.

— А ты похитил меня.

Она ни разу не повысила голос, но у меня складывалось ощущение, что стены вокруг нас ходят ходуном. Губы у нее дрожали. Глаза покраснели. Руки тряслись. Я еще никогда не видел ее в таком состоянии.

Я покачал головой.

— Да, Патрик. Ты меня похитил. — Она сделала глубокий вдох носом и на секунду уставилась в потолок. — Кто ты такой, чтобы решать, где был мой дом? В Дорчестере я просто родилась. Меня произвела на свет Хелен, но моими настоящими родителями были Джек и Триша Дойл. Знаешь, что я помню из того времени, когда меня, как ты выражаешься, похитили? Семь месяцев счастья. Семь месяцев жизни без страха. Мне перестали сниться кошмары. Я не болела. Потому что, видишь ли, стоит тебе покинуть дом, в котором тараканы пешком гуляют по полу, а в раковине неделями гниют объедки, твое здоровье, как правило, значительно улучшается. Я ела три раза в день. Играла с Тришей и с нашей собакой. Каждый вечер после ужина, ровно в семь, меня переодевали в пижаму, сажали в кресло возле камина и читали мне книжки. — Она смотрела в стол и в такт своим словам кивала головой, похоже сама того не сознавая. — Аманда подняла на меня глаза. — А потом являешься ты. Знаешь, что произошло в семь часов вечера через две недели после того, как ты вернул меня в Дорчестер, а сотрудник службы социального обеспечения подтвердил, что Хелен в состоянии меня воспитывать?

Я промолчал.