Жар предательства - Дуглас Кеннеди Страница 6

Спустя десять дней, имея на счету в банке годичное жалование, я села в свой автомобиль и покатила на север, в Монреаль. Я решила выучить французский и поселиться в городе, где европейский традиционализм сочетался с мироощущением Нового Света. И жизнь здесь была дешевая. Я нашла маленькую квартирку во франкоязычном районе Плато и записалась на ежедневные курсы французского языка при Монреальском университете, на которых я усердно осваивала этот сложный замысловатый язык. Этот процесс пошел значительно быстрее и эффективнее, когда я начала встречаться с мужчиной по имени Тьерри, который владел магазином подержанных пластинок на улице Сен-Дени и периодически пытался писать великий квебекский роман. Он был обаятелен и вполне хорош в постели – особенно в сравнении с Дональдом, – но неисправимо ленив, что перечеркивало все его достоинства.

Через год мне удалось продлить студенческую визу. Мои знания французского ширились, и я стала подумывать о том, чтобы переехать в Париж, попробовать получить carte de sejour ^[11] и снова найти работу в качестве…

И в этом состояла трудность. Чем я намерена дальше заниматься в своей жизни? Я записалась на прием во французское консульство в Монреале и оказалась лицом к лицу с очень petite fonctionnaire ^[12], которая посоветовала мне даже не думать о том, чтобы попытаться найти работу в Париже, не имея европейского паспорта или супруга-француза. Канадская студенческая виза позволяла мне устроиться на работу на время учебы в университете. Я нашла место секретаря-референта в бухгалтерской фирме, где требовались сотрудники, владеющие английским и французским языками, и начала приобщаться к миру цифр, который меня заворожил. Я понимала, что, переучившись на дипломированного бухгалтера высшей квалификации, я снова попаду в мир людских судеб, который я поклялась себе избегать, когда уходила из журналистики. Тем не менее после полуторагодичного пребывания в Квебеке я решила вновь пересечь американскую границу и поступить на бухгалтерские курсы в Буффало. Я знала, почему возвращаюсь. В Буффало я чувствовала себя спокойнее. На сегодняшний день этот город был единственным местом в моей жизни, где я пустила корни. А поскольку в СМИ я работать не собиралась, шанс где-то ненароком столкнуться с Дональдом сводился к нулю. Я все еще страдала из-за развода, мною владела глубокая неизбывная печаль, усугубляемая мыслью о том, что я должна была, но не сумела изменить бывшего мужа. Равно как и моя потребность найти для себя в жизни некое практичное серьезное занятие была результатом осмысления всего того, что я чувствовала по отношению к отцу. В Буффало у меня оставались добрые друзья и много знакомых – мои потенциальные клиенты, если со временем я открою небольшую аудиторскую фирму.

Посещая двухгодичные бухгалтерские курсы, я, желая доказать себе, что я – ответственная молодая женщина, устроилась помощником к одному из местных сертифицированных бухгалтеров-аудиторов. Это позволило мне на деньги, оставшиеся от выходного пособия, внести 50-процентный платеж за хорошую квартиру в старом доме, построенном в викторианском стиле (в Буффало цены невысокие), и даже отремонтировать кухню и ванную, а также обставить комнаты простенькой подержанной мебелью. Когда пришло время – и я стала официально считаться сертифицированным специалистом в области финансового учета, – у меня уже было семь клиентов, которые обратились ко мне за помощью в первый же день работы моего офиса.

Потом, два года спустя, ко мне пришел Пол.

– Вот мне интересно… а не ошибка ли все это?

Его слова, когда мы приземлились в Марокко. Куда мы отправились по его инициативе. Сюрприз, которым он меня огорошил буквально через пару недель после того, как заплатил большую часть долгов и поклялся не сорить деньгами. Я только-только вернулась с занятий по йоге, которые посещала два раза в неделю. Пол колдовал на кухне, из которой по дому распространялись пряные ароматы Северной Африки. Он стоял у плиты. Я подошла к нему, поцеловала и сказала:

– Дай-ка угадаю… таджин? ^[13]

– Потрясающая наблюдательность.

– Моя наблюдательность не идет ни в какое сравнение с твоими кулинарными способностями.

– Твои сомнения в собственных талантах трогательны, но не основаны на реальности.

Таджин из мяса молодого барашка в исполнении Пола, как всегда, оказался выше всяких похвал. Он приготовил его с консервированными дольками лимона и черносливом – по рецепту, который узнал во время своего двухлетнего пребывания в Марокко. В тот период – ему тогда было лет двадцать пять – двадцать шесть – он и сформировался как художник.

Это произошло в начале восьмидесятых. Окончив Школу дизайна имени Парсонса в Нью-Йорке, Пол предпринял попытку преуспеть как художник в тогда еще полусветском Алфабет-сити ^[14], который находился в экстремальном районе Ист-Виллидж ^[15], а потом решил, что ему необходима радикальная смена обстановки. В отделе по вопросам профессионального развития Школы дизайна он узнал, что художественному училищу в Касабланке требуется преподаватель по технике рисунка: контракт на два года, три тысячи долларов в год, небольшая квартира рядом с училищем.

– Мне сказали, что это, пожалуй, лучшая художественная школа в Марокко, «хотя это мало о чем говорит». И все же это давало мне возможность пожить в атмосфере экзотики, избавиться от серости существования, попутешествовать и хорошенько потрудиться над собственными произведениями под раскаленным добела солнцем Северной Африки.

В общем, Пол уволился с работы, сел в переполненный самолет и ночным рейсом прилетел в Касабланку – и там с первого взгляда возненавидел буквально все. Ибо Касабланка – разбросанная, уродливая, состоящая из бетонных сооружений, – ни в чем не походила на тот яркий сказочный город, который показывали в фильмах. Художественное училище оказалось второразрядным заведением с деморализованным преподавательским составом и в целом бездарными учениками.

– На первых порах друзей у меня практически не было, если не считать французско-марокканского художника по имени Роман Бен Хассан. Для перспективного алкоголика он весьма талантливо творил в жанре абстрактного экспрессионизма. Но именно Роман нашел для меня учителя французского и заставлял разговаривать на языке, на котором общались окружающие. Именно благодаря Роману я перестал жалеть себя. Он ввел меня в круг художников, местных и эмигрантов. А также заставил продолжить работу над собственными творениями.