Темная лощина - Джон Коннолли Страница 6

Это действовало на людей неотвратимо, как зараза, даже если бы Билли сам попытался избежать конфликта (а он на самом деле и не искал его). Когда же все-таки что-то происходило, Билли редко когда уходил в сторону — в трех случаях из десяти. Словно уровень адреналина в его крови внезапно возрастал, и тогда все начиналось само собой. Билли Перде мог спровоцировать драку где угодно и когда угодно. Вместе с тем он никого не убивал, и никто не пытался причинить какой-либо вред ему. Нередко Билли Перде выступал как плохое начало, искавшее еще худшего конца. Я слышал, что люди в разговорах описывали его как ходячий потенциальный конфликт, только ожидающий удобного случая разразиться, но, пожалуй, он был даже чем-то большим. Он напоминал постоянно развивающуюся катастрофу, подобную долгой, медленной гибели звезды. Он как бы вливался в некий водоворот.

Я не слишком то много знал о прошлом Билли Перде, во всяком случае, тогда знал немного. Не было секретом для меня и то, что у него всегда были проблемы с законом. Список его преступлений можно было читать, как своего рода каталог всевозможных правонарушений: от безобразного поведения в школе до первого пустячного воровства; далее шли нападения, нарушения чужих прав, невыплаты алиментов на ребенка... Список продолжался и продолжался; иногда казалось, что половина полицейских здесь, в Мэне, уже общались по какому-либо поводу с Билли Перде. Он был сиротой и прошел через ряд воспитательных домов и несколько семей приемных родителей еще в детстве. Каждая из семей держала его до тех пор, пока не осознавала, что Билли несет с собой больше проблем и неприятностей, чем поступало денег от социальных служб. Именно так обычно и ведут себя некоторые приемные родители: они относятся к детям как к способу заработать деньги, как к курам-несушкам, — до тех пор, пока не осознают: если курица действует на нервы, ей ведь можно запросто отрезать голову и подать ее к столу. Однако вариантов остается меньше, если речь идет о ребенке, который постоянно нарушает правила. Многие приемные родители Билли относились к нему с пренебрежением и подозревали его во многих непристойных делах.

В конце концов Билли обрел пристанище у какой-то пожилой пары на севере штата — у пары, которая специализировалась на «суровой любви». К тому времени, когда к ним прибыл Билли, глава семьи имел опыт общения с двадцатью приемными детьми. Узнав подростка немного получше, он, возможно, понял, что этот парень стоил многих. Однако старик пытался как-то вытянуть Билли, и на некоторый период времени ему это удалось. Затем Билли опять поплыл по течению. Он переехал в Бостон и влился в компанию Тони Сэлли. Но наступил кому-то там на пятки, и ему пришлось перебраться обратно в Мэн, где он встретил Риту Фэррис, девицу на семь лет моложе его. И они поженились. У них родился сын, но Билли всегда проявлял какую-то инфантильность в отношениях.

Теперь ему исполнилось тридцать два, и он вырос здоровым, как бык: мускулы его рук наводили на мысль об огромных окороках, кисти сделались такими неохватными, что пальцы практически тонули в мышцах. У Билли были маленькие поросячьи глазки, от него вечно пахло солодовым ликером и заплесневелым хлебом. Под ногтями ободком чернела грязь, а на шее красовались прыщи с белыми головками, но он упорно брился старой ржавой бритвой.

У меня появилась возможность рассмотреть Билли Перде с близкого расстояния после того, как мне не удалось надеть на него наручники и он крепко прижал меня к стене внутри своего серебристого трейлера, который был забит нестираной одеждой, протухшей едой и еще бог весть чем. Пальцы его крепко вцепились мне в шею, пока он вдавливал меня в стену; носки моих ботинок едва касались пола. Другой рукой он держал у моего левого глаза нож с коротким лезвием. Я уже чувствовал, как кровь сочилась из порезанной щеки.

Вероятно, идея с наручниками была не самой лучшей. Наверняка, проще сковать наручниками весь трейлер, чем самого Билли. Я направлял все свои силы на то, чтобы отстранить руку Билли с ножом, но она все равно оставалась неподвижной, как статуя поэта на площади Лонгфелло. Пока мою голову осаждали мысли о том, какой же глупостью с моей стороны было вот так сюда прийти, Билли очень сильно ударил меня по голове кулаком, а затем откинул к противоположной стене трейлера. В голове у меня зазвенело, а из уха пошла кровь. Я еще подумал, что моя ушная раковина сейчас просто взорвется, но тут давление пальцев на шею начало усиливаться, и я отчетливо понял, что могу больше не беспокоиться об ухе.

Нож заколебался в его руке, и я почувствовал новую волну боли. Кровь теперь текла просто ручьем, капая с моей щеки на белоснежный воротник. Лицо Билли стало почти бордовым от ярости, он тяжело и часто дышал сквозь крепко стиснутые зубы.

Билли полностью сосредоточился на том, чтобы вытрясти из меня жизнь, а я тем временем умудрился залезть правой рукой в свой карман и с облегчением почувствовал прохладную рукоятку пистолета. Я уже думал, что больше не выдержу, когда мне вдруг удалось высвободить руку и ткнуть пистолетом прямо в физиономию Билли. Злобный огонек, до этого мелькавший у него в глазах, начал потихоньку угасать. Давление на мою шею ослабло, нож выскользнул из раны, и я повалился на пол. Мое горло страшно саднило, а из легких вырывались хрипы. Я продолжал держать Билли под прицелом, но он оставил меня и отошел прочь. Теперь, когда волна его ярости немного спала, выглядел довольно неуверенно. Билли взял сигарету из пачки «Мальборо», прикурил ее. Затем предложил сигарету мне. Я отрицательно покачал головой, отчего боль в моем ухе снова начала нарастать. Тогда я решил больше не качать головой.

— Почему ты хочешь надеть на меня наручники? — спросил Билли заискивающим тоном. Он посмотрел на меня, и я увидел в его глазах настоящую тоску. — Может, не надо, а?

Я сделал еще несколько глубоких вдохов и только тогда смог заговорить. Мой голос звучал хрипло, а горло болело так, словно кто-то засыпал туда гравий. Если бы я не знал что у Билли ум ребенка, я бы все-таки пустил в ход оружие.

— Ты сказал, что собираешься сделать из меня бейсбольную биту и выбить из меня все дерьмо, насколько я помню, — сказал я.

— Эй, но ты же был груб, — произнес он, и злобный огонек снова загорелся на мгновенье в его глазах.

Мое оружие все еще было направлено на Билли, но его это по-прежнему мало заботило. Мне же было интересно: может быть, он знал об оружии что-то, чего не знал я? Может быть, спертый воздух трейлера мог препятствовать вылету пули из ствола, пока мы там разговаривали?

Я был груб? Совсем было собравшись снова отрицательно покачать головой, я вспомнил о пострадавшем ухе и решил, что лучше вообще лишний раз не шевелиться... Я пришел к Билли Перде, как, возможно, сделал бы покойный ныне отец Риты, бывшей его жены, которая жила теперь со своим двухлетним сыном Дональдом в маленькой квартирке на Локуст-стрит в Портленде. Ее развод с Билли Перде состоялся шесть месяцев назад, и с этого времени горе-папаша не выплатил ни цента алиментов своему законному сыну. Я знал семью Риты все то время, пока рос в Скарборо. Ее отец скончался прямо на работе, в банке, а мать всю жизнь боролась за сохранение семьи. Один брат Риты сидел в тюрьме, другой находился в бегах, спасаясь от обвинений в хранении наркотиков, а старшая сестра жила в Нью-Йорке и к этому времени порвала все связи со своей семьей.