Городской охотник - Скотт Вестерфельд Страница 6

— Ты руки мыл?

Отец задавал мне этот вопрос за завтраком каждый день, с техпор как я научился говорить. А возможно, еще раньше. Он эпидемиолог, то естьизучает эпидемии, короче, проводит уйму времени, таращась на пугающие графикираспространения всякой заразы. Эти графики, которые все выглядят практическиодинаково — как след набирающего высоту истребителя, — заставляют егоочень беспокоиться из-за микробов.

— Да, я помыл руки.

Каждое утро я демонстративно произношу эти слова тономробота, но до него мой протест не доходит.

— Рад это слышать.

Мама, наливая мне кофе, украдкой улыбается. Моя матушка —парфюмер, составляет из простых запахов сложные ароматические комбинации. Еедухи продают в магазинах на Пятой авеню, один раз на меня повеяло, кажется,чем-то таким от Хиллари Дефис. Это настораживало.

— Чем сегодня занимаешься, Хантер? — спросила она.

— Собирался отправиться в Чайна-таун.

— О, а разве Чайна-таун сейчас в струе?

Ладно, я не обижаюсь. Конечно, предки считают мою работуфигней. Как и большинство родителей, они вообще не просекают, что это значит —в струю. Просто не верят, что это может быть чем-то серьезным. Им все кажется,будто это такой прикол, как в старых фильмах, когда какой-нибудь малый натанцплощадке скребет свою подмышку, а вся толпа вокруг начинает ему подражать,и это становится безумно модным танцем, распространяющимся со скоростьюпапашиной эпидемии. Да, именно эпидемии.

Вообще мои предки любят произносить это — «в струю» —нарочито громко и презрительно, видимо полагая, что так я быстрее уясню себевсю его ничтожную сущность. А может, эти звуки для них из иностранного языка, иони, как диковатые туристы, воображают, что если орать погромче, их скореепоймут.

Правда, они подписывают кучу разрешительных бланков, которыея оставляю им каждую неделю. (Поскольку я несовершеннолетний, им приходитсядавать разрешение на то, чтобы транснациональные компании пользовались моимимозгами.) И, судя по всему, они вроде как не против свободной одежды,современных телефонов и прочей новомодной электроники.

— Не знаю, мам. Думаю, часть Чайна-тауна в струе, ачасть нет. Я не собираюсь там ничего высматривать, просто у меня встреча сдругом.

— Мы его знаем?

— Ее зовут Джен.

Отец кладет на стол очередной ужасающий график и поднимаетбровь. У мамы поднимаются обе.

— Она вовсе не подружка или что-то такое, — сказаля и тут же сообразил, что совершил ужасную ошибку.

— Нет? — промолвил отец, криво улыбаясь. — Апочему ты это упомянул?

— Да потому что у тебя было такое выражениелица, — простонал я.

— Какое «такое»?

— Да я только вчера с ней познакомился!

— Вау! — сказала мама. — И она тебе оченьнравится, не так ли?

Я пожал плечами и закатил глаза одновременно, что, вобщем-то, было не совсем адекватной реакцией. Просто хотелось надеяться, чтонеожиданное покраснение моей физиономии отец припишет приступу западно-нильскойлихорадки или еще какой-нибудь из его любимых хворей.

Предки у меня что надо, и мы с ними по-настоящему близки, новесь кайф ломает засевшая в их головах навязчивая идея, будто бы я скрываю отних огромные пласты своей романтической жизни. На самом деле было бы здорово,будь у меня эти огромные пласты, чтобы их скрывать. Или, на худой конец, пластысредней величины.

Они сидели в терпеливом молчании, ожидая от меня ответа, вто время как я ежился над кофейной чашкой. Увы, единственное, что мне удалосьиз себя выжать, было…

— Ага, она точно — в струе.

* * *