Аномалия души - Алексей Хапров Страница 59

— Му-му-му, му-му-му, му-му-му…

Чей-то тихий тонкий голосок протяжно выводил печальный мотив, который был мне хорошо знаком, и который я уже однажды где-то слышал. Я подался вперёд и осторожно раздвинул ветки. На ведшей к болоту тропе проглядывал какой-то силуэт.

Силуэт медленно приближался. Я, не мигая, смотрел на него, ожидая, когда его путь пересечётся с пробивавшейся сквозь сосны полосой лунного света. Когда он, наконец, её достиг, у меня едва не выпрыгнуло сердце. Это была та самая призрачная детская фигура, которую я дважды наблюдал ночами возле дома. Правда, в этот раз её облегал не белый саван, а что-то другое, походящее на розовое пальто.

— Му-му-му, му-му-му, му-му-му…

Серафима?!

Девочка подходила всё ближе и ближе. В её руках просматривался пластмассовый «спайдермэн», которого она нежно прижимала к груди.

Что она делает одна ночью в лесу?

Я вжал голову в плечи, пригнулся к земле и принялся наблюдать.

Неспеша пройдя вдоль кустов, девочка вышла на противоположную сторону болота, остановилась в шаге от него и стала молча смотреть на её черную гладь. Она словно кого-то ждала.

Я снова выпрямился и подался вперёд.

Так вот кто проникал к нам во двор! Вот как в нём оказалась эта игрушка! Ребёнок, очевидно, выронил её, убегая от меня. Глядя, с какой привязанностью Серафима обращается с Димкиным любимцем, я вдруг почувствовал, что начинаю догадываться о цели её тайных ночных визитов. Она искала своего друга. Приёмная бабка, видимо, скрыла от неё, что он исчез. Не за этим ли она пришла и сюда?

До моих ушей донеслось лёгкое шуршание. Оно исходило с другого берега. Послышался слабый всплеск, и на болотной жиже прорезался длинный тонкий след. Змея! Я с тревогой посмотрел на девочку. Она продолжала неподвижно стоять на месте. Я немного выступил из-за кустов, приготовившись не медля броситься к ребёнку, если змея вдруг решит на него напасть. Но у камышей след растворился. Я облегчённо вздохнул и принял прежнюю позу.

Трясина начала светлеть. Над ней стала формироваться лёгкая дымка. Болото постепенно окутывал туман. Он завис над топью однородной пеленой, примыкая к ней так плотно, словно его удерживали невидимые якоря. Но в одном месте он почему-то не стоял, а клубился, как будто под ним что-то кипело. Это происходило там, где находилась Серафима.

Девочка шагнула вперёд, оторвала руки от груди и вытянула их перед собой, словно намереваясь кого-то обнять. И тут вдруг со стороны ведшей к болоту тропы раздался громкий треск, как будто кто-то наступил на сухую ветку. Клубление тумана прекратилось. Серафима вздрогнула и подалась назад. Каркнула ворона. Заухал филин. Мимо кустов пронёсся какой-то маленький шустрый зверёк. Девочка настороженно вгляделась вдаль, после чего сорвалась с места и скрылась за деревьями. В дымке замелькал свет фонаря. За ним вырисовывалась высокая тёмная фигура: широкий, наглухо застёгнутый плащ, поднятый капюшон. У меня перехватило дыхание.

Чёрный охотник!

В руке охотника обозначались какие-то предметы. Когда он приблизился к болоту, я опознал в них лопату и багор. Моё сердце сжал страх. Эти инструменты принадлежали Наталье. Я видел их накануне утром, когда перебирал её сарай.

Я почувствовал, что меня начинает мутить. Как они могли оказаться у Никодима? (Я не сомневался, что это был он). И жива ли ещё моя будущая супруга? Перед тем, как решиться на это рискованное предприятие, я долго раздумывал, а не опасно ли будет оставлять её одну? Не разделается ли с ней её брат сразу, как только я исчезну? Логика подсказывала, что нет. Этой ночью Никодиму должно быть не до неё. Ведь я убедил его, что следы преступлений уничтожены не полностью, и что их обнаружение может его разоблачить. Но совпадает ли его логика с моей? Неужели я ошибся? Неужели я чего-то недоучёл? Неужели Никодим пошёл вразрез с благоразумием? Или он решил действовать по какому-то иному, упущенному мною, варианту?

Во мне словно погас огонь. В душу вгрызлось ощущение трагедии. Если с Натальей что-нибудь случилось — я никогда себе этого не прощу.

Туман тем временем продолжал сгущаться. Под одежду проникла сырость. Мои зубы принялись отбивать чечётку.

Я протянул руку, осторожно раздвинул кусты и сосредоточил своё внимание на происходившем невдалеке действе.

Охотник погасил фонарь, положил его на траву, воткнул лопату в землю, крепко обхватил руками багор, погрузил его в трясину и, пригнувшись, стал шарить им по дну. Вскоре ему удалось что-то зацепить. Он принялся тянуть багор на себя, но извлечь «улов», видимо, оказалось не так-то просто. Тот поддавался с большим трудом, и охотник в своих попытках буквально выбивался из сил. Наконец, на поверхности показалась какая-то внушительная чёрная масса. Подтащив её поближе, охотник отбросил багор в сторону, и принялся вытягивать её на берег руками.

Я всячески напрягал зрение, стараясь её рассмотреть, но плотная туманная завеса сводила все мои попытки на нет. Я, конечно, догадывался, что именно было извлечено с болотного дна. Но в этом нужно было удостовериться.

Делать нечего. Придётся подкрасться поближе.

Я осторожно выскользнул из-за кустов и стал крадучись пробираться к произраставшей у самого берега старой, скрюченной сосне.

Охотник тем временем взял перекур. Он полустоял-полусидел, опершись рукою о выставленное вперёд колено, и усиленно пытался отдышаться.

Я подбирался всё ближе и ближе. Веявший с трясины туман холодил ноги и цеплялся за одежду. Спину пощипывал мороз. В висках интенсивно пульсировала кровь.

Когда до выбранного мною в качестве нового укрытия дерева оставалось метра три, из трясины вдруг вырвалось шумное бульканье, как будто в ней кто-то дышал. Я вздрогнул и рефлекторно прыгнул вперёд. Но тут моя нога зацепилась за корягу, и я, потеряв равновесие, растянулся на земле. Охотник резко обернулся. Его капюшон откинулся назад, и отражавшиеся от болота лунные отблески выхватили из полумрака скрытое под ним лицо. Я окаменел. Это был не Никодим. Это был человек, которого я ожидал увидеть здесь меньше всего. Это была Наталья.

Передо мной точно разверзлась преисподняя. Мои ноги словно вросли в землю.

Наталья вздрогнула. В её обрамлённых тёмными кругами глазах сверкнул безумный, дьявольский огонь. Она метнулась к лопате, выдернула её из земли, подскочила ко мне, и со всего размаху ударила меня по голове. Я был настолько ошарашен произошедшим, что даже не успел поднять руку, чтобы защититься. Мой череп пронзила острая боль. В глазах заплясали звёздочки. Я вскинул руки, стремясь удержать равновесие, но повторный удар лопатой лишил меня сознания…

Сколько я пребывал без чувств — не знаю. Но, очевидно, недолго. Когда я пришёл в себя, окрестности по-прежнему наполнял туман, а обозначавшиеся вверху макушки деревьев просматривались, как сквозь матовое стекло. Поморщившись от резавшей темень боли, я попытался подняться, но обнаружил, что совершенно не могу пошевелиться. Моё тело крепко опутывала верёвка. В ноздри ударила вонь. Запах был настолько едкий и неприятный, что во мне ураганно забурлила тошнота. Я повернул голову. Увиденное заставило меня содрогнуться. Рядом со мной лежал полуразложившийся труп, в котором я сразу опознал отца Агафония. Кожа на его лице была разодрана. Из глазниц вытекали чёрные ручьи. Широко открытый рот заходился в беззвучном крике.