Откровения романтика-эротомана - Максим Якубовски Страница 59

Мне хотелось знать, какой эффект на мое либидо при следующей встрече с Милдутой произведет вид ее голой пизды, освобожденной от занавеса мягких, темных кудрей. С теми немногими женщинами с гладкими влагалищами, которых я знал, наши отношения были закончены. Будет ли знание женских гениталий «до» и «после» оказывать на меня такое же эротическое воздействие? Эта мысль мучила меня неделями.

Я ответил ей, попросив оставаться бритой, пока мы не найдем возможности снова встретиться.

«Я в этом не уверена», — ответила она.

Ее неуверенность выпустила на волю мои подозрения, а затем мной овладел страх потерять Милдуту, страх, что я никогда буду наслаждаться чудесным видением ее пизды во всей ее восхитительной и совершенной обнаженности.

Я всегда знал, что наши отношения далеки от исключительности. Шансов, что они продлятся долго, по причине наших личных обстоятельств, не было.

«о, ты знаешь, я только что побрила киску… смайл… это так сексуально»

Что ж, она определенно выбрала подходящий момент, правда?

2

Жизнь — это не кино.

Ты выбираешь не то, что задумал. Негодяи разгуливают под различными серыми масками, и решения проблем чертовски сложны.

А фильмы проповедуют легкость этого всего, и утонченное искусство обмана извращает мысли, вскоре тайными способами начинает руководить большинством твоих действий. Ты не главный герой в чьем-то сценарии, и нет уверенности в том, что три акта завершатся счастливым концом. Ты не контролируешь ситуацию, какой бы она ни была, плохой ли, хорошей…

Жизнь — это бардак, и в ней нет смысла, она часто выглядит, как скопление штампов, во всяком случае, именно так она выглядит, если смотреть на все со здоровой долей цинизма (некоторые скажут — реализма). И нет греха в том, чтобы отдаться во власть сомнительной романтики и умиротворенности образов, дрожащих на экране, потому что ты стремишься к добру, к счастью, и сознательное уединение в мечтах или фантазиях — это такой легкий путь.

Жизнь делается легче.

Так что…

Это начинается, как кино. С широким экраном и бесподобным потоком музыки, многочисленными строчками — или в наши дни, в наш век высоких технологий, это больше похоже на аккорды синтезатора — в конечном итоге, эта музыка возрастает до величественного крещендо. Беспорядочные образы сливаются воедино, и из хаотической стены звука вырисовывается скорбная мелодия… Может, это «Porcelain» Моби или печальные мотивы Нико в сопровождении оркестра Джона Кейла. Это звучит, словно саундтрек для воображаемого вестерна, и его кульминация оказывается особенно щемящей: перестрелка, любовники, разлученные роком, разбитые сердца, заброшенность, ущелье, бессвязность.

Мотив звучит прямо в сердце, и вслед за ним приходит еще большая тоска, и она длится До самого конца. Тоска, да, потому что трагедия — это слишком однозначное слово, а мир, в котором мы живем, до предела заполнен несовершенными людьми, с глупыми надеждами и мелкими радостями, которые бледно смотрятся на фоне реальных страданий, и кажется, что настоящая жизнь всегда идет где-то там, в чьих-то других жизнях, в других странах. Некоторые могут даже утверждать, что в жизни таких людей, как ты и я, нет трагедий, а есть просто незначительные неудобства.

Титры фильма подходят к концу, проявляются из сердцевины музыки, из туманного хаоса проступают смутные формы, занимая прямоугольный экран. Широкий формат, как в старые добрые времена.

Слышится женский голос, горестный, перекрывающий медленно затихающие звуки трогательной музыки.

Поет ли она? Плачет? Вздыхает?

Твои восприимчивые уши слышат ее необычный, бездыханный голос. Какой-то экзотический иностранный акцент?

Этот голос пробуждает страстное желание. Этому голосу ты неизбежно ответишь открытым сердцем. Покажешься во всей своей беззащитности.

Ну, ты и дурак.