Икар - Расселл Эндрюс Страница 59

Было три часа ночи, и в городе царила кромешная тьма. Луна скрылась за туманом и плотными клубящимися тучами, на небе не виднелось ни звездочки. Машин на улицах было мало; яркие рекламы почти не давали света. В домах мирно спали жители. Окна были закрыты плотными шторами, не пропускавшими даже мерцание экранов телевизоров, включенных на всю ночь. Город стал черным. И беззвучным.

Джек толкнул вбок скользящую дверь на террасу. Он был в легком бело-голубом халате — давнем подарке Кэролайн, накинутом на голое тело. На пороге Джек немного помедлил. Он понимал, что то, что он собирается сделать, безумно, но все же хотел сделать это. Там находился магнит, к которому его неудержимо тянуло.

Уснуть он все равно не мог. Он чувствовал, что надо попытаться понять, попробовать увидеть своими глазами.

Он шагнул на террасу, и хотя обычно это не составляло для него проблемы, но сегодня ночью или, точнее, утром у него сразу болезненно сжался желудок и пересохло в горле. Еще шаг. Еще один — и вот он уже примерно в шести футах от края террасы. Его ноги быстро теряли силу, чуть ли не подкашивались. Но еще два шага — и он еще ближе к цели. Джек протянул руку к парапету, заставляя себя прикоснуться к камню, и подумал: «Да, я могу сделать это. Я могу это сделать», но вдруг начал дрожать и почувствовал, что магнит тянет его к себе еще сильнее. Он представлял себе падение. Он видел, как падают они все. Его мать с перекошенным ртом и умоляющими глазами исчезает за окном. Кэролайн, обмякшая и безжизненная, камнем летит вниз. Кид…

Что он видел, когда представлял себе падение Кида? Гнев. Отчаяние. Попытку спастись, удержаться, борьбу и сопротивление чему-то, чему сопротивляться бесполезно.

Ужас охватил Джека, сковал его тело, разум, душу, и, пытаясь дотянуться пальцами до парапета, он споткнулся. Его развернуло боком, и он не сумел совладать с дрожью. Потеряв ориентацию, он не мог понять, как близко стоит от парапета. Внезапно он прикоснулся к нему плечом и вскрикнул. Крик получился сдавленный и короткий, но после него Джек почувствовал, что движется. Он положил руку на край парапета и тут ясно увидел, что должно произойти. Его вторая рука должна была тоже лечь на камень, он должен был заставить себя приблизиться, каким-то чудесным образом забросить на парапет одну ногу, потом другую и… Потом он полетит над городом. Всевидящий и всемогущий. Но он будет не только лететь, но и падать. Совсем как остальные. Падение начнется без предупреждения; его полет просто прекратится, и он очутится там — вон там! — где не за что будет ухватиться, где его ничто не спасет. Он будет падать. Быстрее. Еще быстрее. И город помчится ему навстречу, жаждая поглотить его, сомкнуться вокруг него, пронзить его насквозь. Чернота обнимет его и завладеет им.

Боль. Шум. Рев, а потом — безмолвие.

И все будет кончено.

Когда Джек открыл глаза, он лежал на полу террасы. Его правая рука была закинута за голову, левая вытянута вдоль тела. Он не знал, сколько времени провел без сознания; он не осознавал, что прошло меньше минуты. Придя в чувство, он разглядел стол и стулья, увидел штангу и стойку с «блинами». Он повернул голову и через стеклянную дверь увидел гостиную. Было по-прежнему темно и тихо.

Джек не стал оглядываться и смотреть на парапет. Он прополз несколько футов, и его рука дотянулась до толстого стекла скользящей двери. Едва лишь он прижал к стеклу ладонь, как сразу почувствовал, что прохлада вливается в его разгоряченную плоть и головокружение идет на убыль. Мало-помалу отступила тошнота, промокший от пота халат стал отлепляться от тела. Джек сделал глубокий вдох и встал — медленно, постепенно, словно выбирался из сундука. Или из гроба.

Он переступил порог комнаты. На миг задержался — одна нога на террасе, одна в гостиной. Но вот он подтянул ногу и покинул террасу. Не оборачиваясь, нащупал дверную ручку и закрыл скользящую дверь.

Джек отер пот со лба, провел рукой по влажным волосам, вошел в спальню и сел на кровать. Лег, включил свет и укрылся легким пледом до плеч, потом натянул плед до подбородка. Скоро остались видны только его глаза. Еще несколько часов они оставались открытыми. Он смотрел прямо перед собой. Наконец, ближе к семи утра, веки начали тяжелеть, и Джек уснул тревожным сном, но ему ничего не приснилось.