Страшный человек - Сергей Протасов Страница 59

Он открыл глаза, словно проснулся.

— Софья?

— Да. Ко мне монашка подошла, говорит: «Вы жена следователя? Пусть он зайдет». И ушла. Пошли, а? Что-то мне не по себе. Откуда она узнала-то? Ты не говорил?

— Кому?

— Не знаю. Кому-нибудь. Коля, я боюсь. Спроси у нее, если можно, что-нибудь про Кирюшу. Я за тем и ехала. Спроси можно мне с тобой? Ну, иди же, иди. Ждет ведь.

Неуверенной походкой Токарев поплелся к воротам. Маленькая монашка поклонилась ему в пояс и показала на новый сруб размером с деревенскую баню в глубине монастырского парка.

— Ступайте, батюшка, она ожидает вас. Уже который день спрашивает, приехал ли? Слава Богу, вы и сподобились. Храни вас Бог. Желаете чего-нибудь покушать? Может быть, квасу? Все-таки я принесу, наш квас очень хорош, не пожалеете, еще сыночку попросите.

Безумными глазами Токарев посмотрел на монашку и молча пошел к срубу.

До сруба оставалось еще метров десять, когда навстречу Токареву вышла молодая стройная женщина с бледным лицом. Вся в черном, с убранными под черный же платок волосами. Она размеренно отшагивала, улыбаясь и размахивая руками как девчонка. Ее огромные глаза притягивали взгляд следователя, вызывая оторопь и робость. Они сблизились и остановились друг напротив друга. Вдруг она взяла его правую руку в свои ладони, потянула наверх, наклонилась и поцеловала в тыльную сторону. Он хотел отдернуть руку, но постеснялся.

— Зачем вы это? Не надо, прошу вас, — только и успел сказать он.

Проходящие мимо люди замерли, уставившись на невероятную картину. Она трижды поцеловала его руку и, не отпуская, распрямилась с открытой улыбкой.

— Спасибо тебе, батюшка. Я вечная твоя должница. Не откажись пройти в мою келейку.

Они так и пошли, держась за руки. Токарев утратил волю, пол и возраст и шел, как теленок, туда, куда его вели. Короткий предбанник переходил в крохотную комнатку с тремя узкими окнами на три стороны. В комнате он увидел простую кровать, табуретку с книгами рядом с ней, большой лакированный, семидесятых годов постройки, обеденный стол с такими же стульями. Матушка Софья посадила его за стол, вышла в предбанник и вернулась оттуда с граненым стаканом и пластиковой бутылкой кваса. Налила квас в стакан и поднесла Токареву.

— Попей, окажи милость, — с поклоном произнесла она.

Он сделал несколько глотков и поставил стакан на стол, соображая, что же сказать. Вся его решимость провести опрос обычным порядком улетучилась, обнаружив счастливую пустоту мыслей. Она села напротив и направила на него свой взгляд. Смотрела она вроде бы в глаза, а вроде бы и чуть выше, куда-то на переносицу, словно пробираясь взглядом под черепную кость, внутрь головы.

— Он тоже говорил, что ты хороший человек, а теперь я и сама вижу. Но ты не такой, как он, ты другой совсем. Не говори ничего, я сама всё скажу. Ты знаешь, кто я и откуда. Прошу тебя, оставь меня тут, тут я полезнее. Спасибо, что помог ему избежать незаслуженного наказания, он ни в чем не виноват.

Она замолчала, не сводя с него своих глаз. Во все время ее разговора Токарев только кивал ей в ответ, словно задавал про себя вопросы и получал вслух ответы. Она молчала долго, он не перебивал ее мысли.

— Не ищи его больше, — продолжала она просительно. — Он уже расплатился за всё. По глупости своей и из-за гордыни возомнил себя, потом испугался. Слаб человек, ты это лучше меня знаешь, но слабый не всегда плохой. Сильному труднее быть честным, а ты сильный, ты можешь сделать другого счастливым или несчастным, у тебя власть.

Она говорила чувственно, вкрадчиво, тихим голосом, не сводя с него глаз, так, что каждое слово врезалось ему в мозг, вызывая цепочку мгновенных, еле уловимых переживаний.

— И сын у тебя хороший, — через минутную паузу продолжала матушка Софья. — Если будет стараться и перестанет играть, далеко пойдет, много сделает и память о себе у людей оставит. Так и передай своей жене. Не сердись, ради Бога, но придется тебе поездить ко мне.

Она снова замолчала, пережидая его удивленную реакцию.

— Рак у тебя, батюшка, но я вылечу. Раз в неделю по четвергам будешь приезжать и привозить то, что я скажу. За пару месяцев, с Божьей помощью, управимся. Я постараюсь. После отпуска и начнем. А теперь ступай с миром.

Токарев поднялся, так и не проронив ни слова, медленно двинулся к выходу, но она остановила его.

— Погоди минуту. Вижу большую кровь в твоем далеком прошлом. Убийства, убийства, убийства, квартиры. Это дело скоро нагонит тебя опять, поедешь далеко, и там тебя ждет беда.

Побелевший вмиг Токарев упал на стул, словно кто-то отсек ему ноги косой.

— Убьют? — еле проговорил он.

— Не знаю, — бесстрастно повторила матушка Софья. — Подстрелят или зарежут, я что-то не вижу.

— Скоро?

— Нет. В следующем году или через год. Не скоро еще. Ступай теперь. Каждому на этом свете отмерян свой век, по делам его. Так что не переживай понапрасну. Я что-нибудь придумаю, не хочу, чтобы тебя убивали, ты хочешь жить. Попробую. Но это не мне решать. На всё воля Господа. Прими спокойно его волю. И еще: он просил передать тебе, — она протянула ему небольшой увесистый сверток. — Убери в карман. Не открывай сейчас, потом посмотришь.

Токарев отметил, что, когда она говорила о нем, она напоминала механический передатчик, робота. Голос становился равнодушным, глаза — бесстрастными, словно мертвыми.

— Что это?

— Не сказал, — она смешно, по-детски пожала плечами и сморщила нос. Встала и подошла к нему. — Пойдем. Еще он просил передать. Тот, который в гаражах умер, сказал «Комедия». Он не понимает, о чем это. Может быть, ты знаешь?

Они вместе, опять держась за руки, вышли, она проводила его до ворот. Слегка подтолкнула и перекрестила вслед.

Подавленный откровением, Николай Иванович побрел к жене, вспоминая по пути дело, принесшее ему когда-то славу и, возможно, сулившее гибель.

— Что это у тебя? — спросила Валентина.

Он хотел сказать: «У меня, Валюша, рак, но это ничего, она меня вылечит. Умру я, значит, возможно, в следующем году или чуть позже. Меня должны то ли застрелить, то ли зарезать. Точно не известно, потом уточню. А у сына — порядок. Доклад закончил! Зачем мы только приехали?»

Но он не сказал ничего, поскольку сам же решил приехать и жена тут ни при чем. Нечего вымещать на ней свое зло.

— Это? — опомнился он, разглядывая бутылку в своей руке. — Квас, должно быть. Софья передала.

— Священный? Ты пил? И как, вкусный?

— Не то слово.

— Классно! Надо Кирюше отвезти и Леночке половину передать. Еще чтоб Валере хватило. Поехали домой, Коленька, по дороге все расскажешь. Не спеша, подробно и обстоятельно.

— Поехали, — спокойно ответил он и погрузился в воспоминания.