Грешница - Петра Хаммесфар Страница 58

– Мне очень жаль, госпожа Бендер, но я не могу оставить вашего отца в покое. Однако я не стану волновать его без особой необходимости, обещаю. Я просто хочу спросить у него…

Отец знал об извращенных праздниках. Знал он и о других извращениях.

Последний грех! Уже не важно было, простит ли ее Спаситель или же ей придется гореть в аду, как часто предрекала мать: «До скончания века сотни маленьких бесов будут рвать твою плоть калеными щипцами!» Они давно уже это начали, эти маленькие бесы. И шеф возглавлял их, показывая наиболее болезненные места.

После ужина Кора подождала еще несколько часов, пока не убедилась, что бдительность охранников стала слабее. Ночью они уже не так часто приходили проверить, как она. Вскоре после двенадцати Кора взяла пакетик с бумажными платками, оторвала от одного из них маленький кусочек, скатала в шарик и затолкала себе в нос.

Поначалу она еще могла дышать ртом. Кора скатала оставшиеся три платочка в комок и встала в изножье кровати, лицом к стене. Затем сделала резкий вдох, затолкала бумажный комок в горло – как можно дальше. И, еще до того, как успела вынуть руку, изо всех сил ударилась головой об стену.

Рудольф Гровиан отправился в путь в среду, в шесть часов утра. Когда он выезжал из дома, Мехтхильда еще спала. Он рассчитывал, что доедет часов за пять. Расчет оказался неверным: он не принял во внимание пробки на трассе А1. В первой, сразу за развязкой Каменер Кройц, он простоял полчаса, во второй, перед автостоянкой «Даммер Берге», – почти целый час. Рудольф был на месте только около половины первого.

Буххольц-ин-дер-Нордхайде. Аккуратненький городок, много зелени, в центре – ни одного здания старше десяти-пятнадцати лет. Осознание того, что детство Коры Бендер прошло в этом месте, было подобно удару в живот. Рудольф увидел перед собой ее разбитое лицо…

Некоторое время он бесцельно катался по городу, оглядывался по сторонам и сверялся с картой города, прежде чем остановить автомобиль возле дома ее родителей. Симпатичное здание, построенное, скорее всего, в начале шестидесятых годов. Чистенькое, опрятное, как и все вокруг: ухоженный палисадник, до блеска вымытые окна, на них – белоснежные гардины. Рудольф едва не покачал головой от удивления.

Точный адрес он узнал во вторник вечером у Гереона Бендера. Сначала Рудольф хотел обратиться к Маргрет Рош и заодно задать ей еще пару вопросов. Однако тетка Коры словно сквозь землю провалилась. Рудольфу пришлось довольствоваться разговором с Гереоном Бендером, который сообщил ему, что ни разу в жизни не видел своих тестя и тещу.

– Много лет назад они отказались иметь с Корой что-либо общее. Мне следовало над этим задуматься. Должны же быть причины. Мне Кора поначалу тоже лгала. Несколько месяцев я думал, что Маргрет – ее мать. А отец, мол, умер, незадолго до того, как Коре исполнилось четырнадцать лет. И всплыло все, только когда мы подали заявление в загс. Надо было еще тогда ее бросить. Скажите на милость, это нормально? Она ведь и меня ранила. Мне следует заявить на нее в полицию. Или я не могу этого сделать, раз мы женаты?

Гереон Бендер рассказал еще много чего. За последние полгода их семейная жизнь разладилась – еще одна причина, по которой он чувствовал себя обманутым.

– Что ж, Кора всегда была немного старомодной. Однако мне все равно казалось, что ей нравится заниматься сексом, просто она не хочет этого показывать. Но после сочельника…

Музыка в спальне и особая нежность с очень неприятными последствиями. Слегка смущаясь, Гереон Бендер рассказал подробнее; он выразился очень точно: «оральный секс».

– Только не думайте, что я от нее чего-то требовал. Никогда в жизни я бы так не поступил. Мне просто хотелось доставить ей особенное удовольствие. А она чуть не сломала мне шею.

Когда Рудольф Гровиан услышал об этом, у него снова проснулось подозрение, возникшее во время допроса. Изнасилование в детстве. Это органично вписывалось в картину с наркотиками и отвращением к оральному сексу. И объясняло ее последнюю вспышку. Он действительно перегнул палку. Кора попала из огня да в полымя. Оставьте моего отца в покое! Он старик! А своему мужу она сказала, что он мертв.

В ключевые моменты истории, свидетелем которой Кора когда-то стала и которую рассказала до того, как потеряла сознание, Рудольф все еще верил. Я услышала, как хрустнули ее ребра. Такое из пальца не высосешь. Однако только он один думал, что Георг Франкенберг мог иметь отношение к этому сценарию для фильма ужасов.

Даже Мехтхильда, которая любила становиться на сторону убийц и придумывала целые вереницы оправданий, венчавшихся идеей о том, что всех заключенных нужно выпустить на свободу, на этот раз была согласна с прокурором, Вернером Хосом, судьей и журналистами.

Ни в чем не повинный человек, врач, погиб из-за какой-то ерунды. Для Мехтхильды врачи были неприкосновенны. Конечно, они не безгрешны, однако к ним неизбежно приходится обращаться за помощью, и поэтому, как ни крути, нужно испытывать к врачам доверие, чтобы не ощущать холодного ужаса, когда они возьмут в руки нож.

Кора Бендер уничтожила одного из этих достойных доверия людей, а ведь пресса утверждала, что он жил только ради своей профессии. Тут уж, по мнению Мехтхильды, надеяться было не на что. Она прочла об этом в газете в понедельник утром и охотно подхватила эту историю, чтобы избежать разговора о предстоящем разводе дочери.

Рудольф не сразу понял, что происходит. Он искренне радовался, что после стольких лет его жена снова заинтересовалась его работой и он может обо всем ей рассказать. Однако легче ему не стало.

Несмотря на то что Мехтхильда усмотрела в детстве Коры Бендер смягчающие обстоятельства, она произнесла:

– Не хотела бы я оказаться на твоем месте, Руди. Каково же тебе будет добивать это несчастное создание?

– Я не собираюсь ее добивать! – запротестовал он.

Мехтхильда понимающе улыбнулась.

– А что ты собираешься делать, Руди? Она зарезала врача на глазах у сотни людей. Нельзя же похлопать ее за это по плечу!

– Если я смогу доказать…

– Руди, – перебила его жена, – не обманывай себя. Можешь доказывать что угодно, но ясно одно: тут решается вопрос между тюремным сроком и психушкой.

Она была права, и Рудольф Гровиан это знал. Не знал он только, сможет ли найти доказательства того, что Франки и Кора были знакомы. Может быть, пять лет тому назад, между маем и ноябрем, мир для Коры Бендер перестал существовать? Случилось нечто такое, из-за чего она врала напропалую, а ее тетя внезапно испарилась, после того как добровольно поделилась информацией. О Георге Франкенберге они до сих пор слышали только хорошее: тихий, сдержанный мужчина, можно даже сказать, застенчивый.

А Гереон Бендер сказал:

– Кора лжет, чтобы себя выгородить.

Конечно же, она лгала, оказавшись в безвыходном положении. Когда кто-то пинал ее стену, Кора поневоле швыряла все, что приходило ей в голову, в одну кастрюлю, как следует перемешивала и вываливала на тарелку целый половник хаоса. А потом приходилось сортировать то, что она выдала, спрашивая, откуда взялся каждый кусочек.