Ползучий плющ - Наташа Купер Страница 58

Триш положила трубку, жалея, что не смогла придумать ничего более толкового, и пошла готовить кофе. Поставив кружку на письменный стол и дожидаясь, пока кофе остынет, она раздумывала о червяках, которых боялась Шарлотта, и о том, с какой легкостью можно поддаться панике, если владеешь большим количеством пугающей информации.

Все, кто по роду деятельности связаны с детьми, рискуют преувеличить значение того, что слышат. Здесь трудно найти золотую середину. Если игнорировать признаки настоящего насилия, дети могут страшно пострадать и даже погибнуть, но, впадая в другую крайность, можно навлечь несчастье на всех участников событий. Однажды клиента Триш признали виновным в сексуальном насилии над собственной трехлетней дочерью, хотя даже полицейский врач не нашел никаких доказательств этому. Социальные работники, которые заподозрили его, отказались сообщить причину подозрений; девочку и двух ее старших братьев месяцами снова и снова расспрашивали о том, как папа играл с ними, и что он им говорил, и дотрагивался ли до них, и не просил ли их потрогать какие-либо части его тела. Результатом такого многомесячного испытания стал распавшийся брак родителей и тяжелые психологические травмы у детей.

Когда же социальные работники в конце концов предъявили свою «улику», то оказалось, что в основе лежит сообщение воспитательницы детского сада о запутанной истории, рассказанной ей малышкой, про особую папину ракету, которую можно трогать только когда он разрешит, и что она не должна бояться, даже если он приведет ее в действие и она выстрелит.

Нелепая история объяснялась просто. В прошлом ноябре семья устроила вечеринку по случаю Дня Гая Фокса, [9] но лил такой дождь, что часть шутих оставили до более сухого вечера. Самую же большую и лучшую ракету отложили до дня рождения клиента Триш. И в этот день семья отправилась в сад для торжественного фейерверка.

Памятуя, как разрывы петард напугали его дочь в День Гая Фокса, отец не пожалел времени, чтобы показать девочке ракету до запуска. Он позволил ей потрогать ее и посмотреть на картинку, строго объяснив, что, как только ракету понесут, чтобы поджечь, девочка не должна к ней даже приближаться. Потом он сказал дочери, что умеет обращаться с этим фейерверком и что она не должна пугаться, даже когда он заставит ракету с шумом взлететь и взорваться.

Непоправимый ущерб, нанесенный социальными работниками, которые из лучших побуждений превратно истолковали слова девочки, до сих пор бесил Триш, и она не хотела совершить подобную ошибку сама. Но все равно, чем больше она думала об огромных шевелящихся розовых червяках, тем многозначительнее казались ей эти слова.

Она так и не приняла решения, что делать и с кем поделиться своими подозрениями, когда раздался стук в дверь. Кто-то извещал о своем появлении гораздо деликатнее и менее властно, чем это делает полиция.

— Джордж, — проговорила она, открыв дверь и увидев Большого Медведя, который совсем не выглядел свирепым. — Как чудесно! Заходи же и расскажи, как все прошло. Хочешь чаю? Или кофе?

— Чашка чаю не помешает. Спасибо. — Он вошел, на ходу открывая кейс, и поднял глаза, только остановившись в центре гостиной. — Черт, Триш! Какая замечательная квартира.

«Черт», — повторила она про себя, направляясь на кухню. Черт? Неужели сорокалетний мужчина с умом, острым как кинжал, действительно выражает таким образом свое одобрение. Она оглянулась и, увидев, что он осматривает квартиру, улыбнулась восторгу, написанному на его лице.

— Неужели ты ее не видел? Мне казалось… Ну да, конечно, ты струсил и не явился на мою прошлую рождественскую вечеринку, верно?

— Как тебе прекрасно известно, — возразил он, и его интонация соответствовала блеску ее темных глаз больше, чем его словам, — у меня был грипп, и я просто бесился из-за этого. Я… Знаешь, я всегда думал, что ты живешь в темном полуподвале, забитом книгами. Сам не знаю почему.

Зато я знаю, про себя ответила она. Ты считал меня отшельницей, которая прокладывает себе дорогу сквозь горы работы и ничего — и никого — вокруг не замечает. Очаровательно! Не удивительно, что я немного свихнулась.

— Потрясающе, — продолжал он. — Она такая светлая и просторная. Да, возможно, именно такое место тебе и подходит. Что-то вроде замка на скале, откуда можно взлетать и парить в небесах.

— Спасибо, Джордж, — проговорила она, довольная, что он видит эту квартиру другими глазами, чем ее сбежавший и неоплакиваемый любовник. Он на прощание заявил, что это жилище «такое же холодное и пустое, как ты, Триш. Увидев его, я должен был сразу понять, что ты ничего никому не можешь дать. Ты самая бездушная женщина из всех, кого я знал».

— Обычный чай, травяной или китайский? — весело спросила она, отгоняя воспоминания о голосе Джека. Возможно, полиция добралась и до него и все эти гнусные инсинуации основываются на рассказах обиженного мужчины. Возможно, ни Бен, ни даже Роберт здесь ни при чем. В каком-то смысле было бы приятно узнать, что это так, правда, тогда она возненавидела бы Джека. — Как ни странно, сегодня у меня есть выбор.

— Обычный, пожалуйста. И как можно крепче.

Она выжимала чайный пакетик о край кружки, пока жидкость не приобрела густой оттенок красного дерева, затем выбросила пакетик в мусорное ведро, добавила немного молока, превратив коричневую жидкость в оранжевую, и понесла в комнату, забрав по пути свой остывающий кофе.

— Вот, Джордж. Слушай, хватит бродить, садись.

— Не могу налюбоваться твоей квартирой, — сказал он, отходя от книжной полки к длинному письменному столу и останавливаясь перед большой картиной, которую Триш год назад купила на выставке работ выпускников школ Королевской академии. Тогда это многих удивило, но картина понравилась ей, едва она ее увидела.

Написанный в легких желтовато-коричневых и серых тонах, на ней был изображен блеклый городской пейзаж — всего лишь пространство под дорожной развязкой. Но что-то в нем отозвалось в душе Триш, как только она его увидела, своего рода скорость и простор, которые дали Триш столь необходимое ощущение свободы.

— В тебе есть загадка, Триш. Ты интригуешь.

— Я-то? Чепуха. Проще не бывает. — Она не могла понять, почему вдруг ей стало весело, и попыталась сосредоточиться на деле. — Но подожди, мы же говорим о Ники Бэгшот, а не обо мне. Что случилось в полицейском участке?

— Триш, — серьезно сказал он, ставя кружку на пол и с удовольствием вытягивая свои длинные ноги на ее низком диване, — послушай меня.

— Я слушаю. Что случилось?

— Я знаю, как ты расстраиваешься, когда люди, в которых ты веришь, на самом деле тебя обманывают.