Чему не бывать, тому не бывать - Анне Хольт Страница 58

Она постепенно становилась настоящей странницей. Находила потайные тропы и училась избегать главных улиц с их отсутствием тротуаров и опасным для жизни, вечно грохочущим транспортом.

Новое полупальто с капюшоном — дафлкот от Барберри — было теплое и не слишком тесное. Она купила его в Ницце, вместе с тремя парами брюк, четырьмя джемперами, кучей рубашек и костюмом, который она вряд ли когда-нибудь решится надеть. Когда она приехала во Францию, перед самым Рождеством, у нее было с собой две пары туфель. Теперь они лежали в мусорном ящике на улице. Вчера вечером она решительно сунула их в целлофановый пакет и выбросила, хотя одна из пар была куплена всего полгода назад. Туфли были солидные, коричневые — практичная обувь, которая лучше всего подходит женщине средних лет.

Теперь на ней бежевый дафлкот и удобные ботинки «Кампер». Продавщица в магазине нисколько не удивилась, когда она решила их померить. Рядом с ней, на ярко-желтом пуфике, сидел молодой человек лет восемнадцати и мерил ботинки такой же модели. Он приветливо улыбнулся, поймав ее взгляд, и одобрительно кивнул. Она купила две пары. Они прекрасно сидели на ноге.

Она много ходила пешком. Так легче было думать. Именно в течение долгих, требовавших выносливости прогулок вдоль моря и в горах она по-настоящему почувствовала, что живет. Время от времени, обычно по вечерам, когда она возвращалась домой, она ощущала физическую усталость — как благословенное напоминание о собственных силах. Она могла снять одежду и ходить по дому голой, видя в оконных стеклах подтверждение тех изменений, которые с ней произошли. Она пила вино, но никогда не перебирала. Наслаждалась вкусом пищи — и когда готовила сама, и когда заходила в ресторан, где ее узнавали. Ее всегда теперь узнавали, вежливые официанты пододвигали ее стул и помнили, что она любит выпивать бокал шампанского перед едой.

В последние дни она чувствовала, что благодарна жизни.

Она вела машину без остановок от Копенгагена, где та стояла на парковке, пока она ездила на пароме в Осло и обратно. В списке пассажиров норвежского парома она фигурировала как Ива Хансен и ни разу не выходила из своей каюты. Провела ночь в гостинице, причем отлично выспалась — даже не устала потом, просидев тридцать пять часов за рулем. Когда она останавливалась ненадолго, чтобы заправиться или пообедать в трактире в немецкой деревне или в поселке у Рейна, она, конечно, чувствовала напряжение в мышцах и суставах. Но спать ей не хотелось.

Она отдала машину марокканскому официанту из «Кафе де ля Пэ». Он получил достойное вознаграждение за неудобства, связанные с тем, что арендовал машину на свое имя. Он, может быть, не совсем поверил ее объяснениям, будто она была ужасно простужена, когда ей нужна была машина, и хотела бы избежать поездки в Ниццу и обратно. Но так как он собирался обратно в Марокко, работать в новом ресторане, который открыл его отец, он взял деньги с улыбкой, не задавая лишних вопросов.

Потом она пошла домой. Заснула в ту же секунду, как только вытянулась на прохладных простынях, и спала без всяких сновидений одиннадцать часов.

Все эти годы, полные скрупулезного планирования, основательных и тщательных исследований, она все равно не находила в работе другой радости, кроме осознания того, что это ее работа. Она должна была делать то, за что ей платили. Она была умна и потому сумела избежать провалов. Никто не мог сказать, что она сделала ошибку, схалтурила, проявила безответственность или пошла по пути наименьшего сопротивления.

Несмотря ни на что, она была рада этим годам, когда она не жила.

Они дали ей знания и опыт.

Хотя картотека осталась в Норвегии, она помнила достаточно. Массивный стальной шкаф хранил наблюдения за людьми, которых она исследовала. Известными и неизвестными. Знаменитости и звезды бок о бок с почтальоном из Отта, который всегда совал в ее почтовый ящик кучу рекламных проспектов, хотя на двери была наклейка, сообщавшая, что реклама здесь крайней нежелательна. Она регистрировала слабости и привычки людей, изучала их желания и потребности, складывала их любовную жизнь, тайны и схему передвижений в папки и хранила все это в большом сером металлическом шкафу.

Она не халтурила. Секрет ее профессии был в знаниях. Память никогда ей не изменяла.

Мертвые годы не были потеряны даром, теперь она даже за них благодарна. Она может собрать винтовку AG3 с завязанными глазами и завести украденную машину за тридцать секунд. Ей потребовалось бы меньше недели, чтобы раздобыть фальшивый паспорт. Она располагает такими сведениями о скандинавском рынке героина, которые полиция одобрила бы уважительным кивком. Она знает таких людей, которых никто больше не хочет знать, и знает их хорошо, — но никто из них не знает ее.

Похолодало. Коварный ветер дул со стороны гор, разгоняя легкий туман. Дафлкот защищал от ветра не слишком хорошо, и она поспешила вниз по горной тропинке. Слишком холодно, чтобы идти пешком до дома. Если автобус придет по расписанию, она поедет на нем. Если же нет, она всегда может позволить себе такси.

В последнее время она стала более расточительна.

Она заметила в небе на севере какое-то пятно. Пригляделась: это был оранжевый параплан.

Еще один параплан, красный с желтым, с зеленой надписью, которую невозможно было разобрать, появился из-за вершины горы. Внезапный порыв ветра сбил параплан, и он скользил вниз пятьдесят-шестьдесят метров, прежде чем человеку удалось справиться с управлением и медленно спланировать в долину.

Она проводила его взглядом и тихо засмеялась.

Они считают, что бросают вызов судьбе.

Экстремальные виды спорта всегда ее немного раздражали, в первую очередь потому, что она считала людей, которые ими занимаются, нелепыми. Конечно, не всем суждено жить интересно, наоборот, абсолютное большинство из шести миллиардов людей, населяющих Землю, львиная доля европейцев и практически все норвежцы влачат бедное событиями существование. Не важно, заключается ли борьба за существование в том, чтобы найти достаточно еды для выживания, в поиске лучшей работы или в покупке самой дорогой машины в своем районе — существование все равно остается пустым и тривиальным. В стремлении отчаянной избалованной молодежи бросить вызов смерти, прыгая с вершин скал или разгоняясь на машинах до сумасшедшей скорости, она видела симптомы того западного декаданса, который всегда презирала.

Отвратительно!

Они страдают от скуки, потому что считают, что заслуживают чего-то другого, лучшего, чем жизнь, на которую обречено большинство, — этот незначительный промежуток времени между рождением и смертью.

Они уверены, что могут убежать от бессмысленности существования, думала она. Бросаясь с Троллвегген на параплане из ненадежного текстиля. Пересекая полюс. Покоряя вершины. И не замечают скуки, хотя она преследует их, одетая в серое, издевательски улыбаясь. Они ее не видят, пока не приземлятся, пока не вернутся домой. Потом они повторят успех, придумают что-то новое, все более и более опасное, более и более рискованное, пока наконец-то не поймут, что жизнь не отвечает на вызовы, или не найдут смерть в попытке доказать обратное.