Откровение огня - Алла Авилова Страница 57

— Уезжаем. Едем на самую главную стройку нашей страны. Слыхала о Турксибе?

— Нашла с кем о Турксибе говорить. Иди сюда, — позвал Космохвостку с койки муж.

— И когда вы уезжаете? — спросила Аполлония.

— Скоро. А вам — счастливо оставаться в вашем гадюшнике! Не вздумай после меня за дом цепляться. Я из него — и ты из него. Дом теперь сельсоветовский.

«Так или иначе, с места мне сниматься придется, — задумалась Аполлония. — И чем раньше найдется новое пристанище, тем лучше. Мое положение торопит. Еще немного, и его уже не скрыть…»

Сонька толкнула Аполлонию:

— Ты что, или не слышишь? Говорю тебе: иди к Степану-слепцу и принеси мои вещи.

Аполлония вышла из дому и обрадовалась белизне. В мир вернулись невинность и уют. Она успела только раз вздохнуть полной грудью, как из дома послышался визг Певуновой: новые хозяева резвились. Аполлония поспешила к калитке, чтобы побыстрее оторваться от голосов.

В горнице было темно. Степан сидел спиной к двери на табурете посреди комнаты и плел веревку. Разговаривая с Аполлонией, он от своего дела не отрывался.

— Что это ей загорелось? — вяло удивился он поручению Соньки. — Могла бы утром сама прийти и забрать, что ей надо. Вон ее сундук, у окна. Иди бери, что она тебе сказала. Мне-то что.

— Лампу бы зажечь, — стесняясь, попросила Аполлония.

— Зажигай. Лампа на столе.

Сундук был заполнен едва наполовину — не так много вещей оказалось у Космохвостки. Аполлония связала их в узелок, закрыла крышку и сообщила Степану, что готова.

— Готова, так иди.

— Что-нибудь передать от вас Соне?

— Все уже передано. Эй, постой-ка, ты или из Москвы?

— С чего вы взяли? Я из Боброва.

— Уж меня-то не дурачь. Я твой выговор слышу. Я сам из Москвы.

— Правда? — вырвалось у Аполлонии.

— Ты ведь ершовская батрачка?

«Кто ж разнес это по всему селу?..» — растерялась Аполлония и стала отнекиваться.

— Защищаешь, значит. Эх, рабское твое сознание, — буркнул Степан и снова взялся за работу.

Аполлония захромала дальше к двери.

— Ты в Москве-то что делала? — остановил ее на выходе слепец. — У господ, наверное, прислуживала?

— Мне надо идти, — сказала Аполлония и прошмыгнула в сени.

Певуновы спали. Аполлония прошла в тихий дом, легла в постель Егора и Груни и, накрывшись одеялом с головой, сама провалилась в глубокий сон. Проснулась она только под утро и услышала за стенкой новую возню супругов. Потом Сонька прощалась с мужем, возвращавшимся в Бобров. Она говорила, что будет ночами выть от тоски, торопила его с выездом на Турксиб, который задерживали какие-то дела, и требовала прислать с неким Толиком «колбаску» из райцентра.

Новая жизнь Аполлонии оказалось вполне сносной. Сонька дома бывала редко и многого от нее не требовала. Помимо ведения хозяйства «помощница» должна была ежедневно щупать живот своей хозяйки — той все казалось, что «Белка» лежит криво. Певунова верила, что родит девочку и она будет беленькой, потому и звала ее уже сейчас Белкой-Белочкой.

Белка много ворочалась.

— С характером будет девка, как и я, — горделиво повторяла Сонька.

— Говорят, если ребенок беспокойный — то это мальчик, — раз неосторожно сказала Аполлония.

— Не лезь ко мне со своей бабьей брехней! — разозлилась на нее Сонька. — У меня будет девка, или не ясно?

«А я хочу мальчика», — подумала Аполлония.

Толик появился в Посаде дней через шесть после отъезда Певунова. Аполлония приняла у него мешок, пахнущий копченой колбасой, и спрятала его в подпол, чтоб не подмывало открыть — а подмывало ее сильно. Сонька пришла как всегда вечером и, услышав о посылке, немедленно ее потребовала. Аполлония спустилась в подвал и оцепенела: мешок был со всех сторон прогрызен. «Как же я не подумала о мышах? Или это крысы? Певунова меня убьет». Сонька сверху торопила. Аполлония поднялась по лестнице настолько, чтобы передать мешок, и тотчас же спустилась обратно в подвал.

Сонькина брань разразилась, когда «помощница» была уже на последней ступеньке. Аполлония отползла от лестницы в угол и почувствовала себя в безопасности: ход в подвал был для Соньки с ее животом слишком узок.

— Я сейчас, — отговаривалась Аполлония от Сонькиных требований подняться наверх. — Здесь прибрать надо. Приберу и поднимусь.

— Не выйдешь — закрою! — пригрозила разъяренная Певунова.

И закрыла.

В подвале обнаружилась рогожа, и Аполлония, укрывшись ею, чтобы не закоченеть, приготовилась ждать до утра — утром Сонька подвал наверняка откроет, не станет же она все делать сама вместо «помощницы». Но крышка, плотно закрывавшая вход, задергалась гораздо раньше. Она часто заклинивала, так получилось и в этот раз.

— Помощница! — позвала сверху Сонька дребезжащим голосом. — Ты сможешь открыть эту чертову крышку сама?

— Нет, ее изнутри не откроешь, — ответила Аполлония.

— Попробуй, а!.. Помираю я…

По голосу было слышно — с Космохвосткой и правда что-то случилось. Аполлония научила ее, что надо делать, и крышка наконец поддалась.

— Ой, не знаю, что со мной! — говорила жалкая Сонька. — В животе режет, и горло горит. Уж не отравилась ли. Черт знает где Илья эту колбасу раздобыл.

С помощью Аполлонии Сонька забралась в постель, но лежать спокойно не могла. Она ворочалась, стонала, вскрикивала и, когда ей стало совсем невмоготу, послала Аполлонию к тете Маше, повитухе. Та идти к Певуновой отказалась.

— Кто ж тогда поможет? — спросила Аполлония.

— Да никто. Кто ж в Посаде станет помогать этой заразе? Воздается ей.

Тетя Маша жила недалеко от Степана Линникова, и Аполлония пошла от нее к отчиму Певуновой, рассчитывая, что он назовет ей другую повитуху или кого-то из баб, кто хорошо может лечить домашними средствами. Линников отозвался не сразу — только тогда, когда она застучала ему в окно. Они разговаривали через дверь: открыть ее Степан не счел нужным.

— Фельдшер должен лечить, а не бабки, — холодно заявил он.

— Так нет же в Посаде фельдшера, — растерялась Аполлония, не ожидая, что и здесь встретит безучастие.

— Медпункт отсюда недалеко, всего в пяти километрах, — в Авдеевке. Надо послать туда утром за фельдшером.

— Почему утром? Фельдшер требуется сейчас.

— Ночью ради Соньки никто в Авдеевку не поедет, — услышала Аполлония в ответ, после чего раздались шаги — Степан пошел обратно в комнату.

— А если до утра возникнут осложнения?! — беспомощно вскричала она. — Ведь Соня беременна.