Дом странных детей - Рэнсом Риггз Страница 57

В ночь с понедельника на вторник я узнал, что все мои представления о себе ошибочны. В воскресенье утром нам с отцом предстояло собрать вещи и покинуть Кэрнхолм. На то, чтобы принять решение, в моем распоряжении было всего несколько дней. Оставаться или уезжать? Оба варианта казались мне неприемлемыми. Как мог я остаться здесь, начисто позабыв обо всем, чем жил раньше? Но и вернуться домой после всего, что я узнал на острове, представлялось немыслимым.

Хуже того, мне было абсолютно не с кем посоветоваться. О разговоре с папой нечего было и думать. Эмма часто и страстно уговаривала меня остаться в петле времени, совершенно не учитывая того, что это подразумевало полный отказ от моей предыдущей жизни (какой бы убогой она мне ни казалась). Она также не желала думать о том, что сделает с моими родителями внезапное и необъяснимое исчезновение единственного ребенка, и принимать в расчет удушающую скуку, от которой в петле страдали все без исключения. «Если ты будешь здесь, все будет намного лучше», — говорила она.

От мисс Сапсан толку было еще меньше. Ее единственный ответ заключался в следующем: она не может принимать за меня подобные решения. Хотя все, чего я хотел, это обсудить все «за» и «против». Тем не менее мне было ясно — она хочет, чтобы я остался. Мисс Сапсан не только считала, что это в моих собственных интересах, но и заботилась о безопасности всех остальных. Однако меня не вдохновляла перспектива на всю жизнь превратиться в их сторожевого пса. (Я подозревал, что дедушка испытывал сходные чувства, и это стало одной из причин, по которым он отказался возвращаться на остров после войны.)

Жизнь со странными детьми также означала, что я не окончу школу, не поступлю в колледж и вообще не сделаю больше ничего из того, что, как правило, делают нормальные люди в процессе взросления. В этом месте я обычно напоминал себе, что не отношусь к нормальным людям. К тому же я превратился в объект охоты, и это гарантировало мне весьма непродолжительную жизнь за пределами петли. Остаток своих дней мне предстояло провести, беспрестанно оглядываясь через плечо, мучаясь ночными кошмарами и ежесекундно ожидая нападения. Все это обещало быть пострашнее, чем невозможность закончить колледж.

И тут я задавался вопросом: а не существует ли третий вариант? Почему я не могу стать таким, как дедушка Портман, который пятьдесят лет успешно жил вне петли да еще и уничтожал пустот. Но в ответ на этот вопрос в моей голове включался издевательский голос:

Он прошел подготовку в армии, тупица. Он стал хладнокровным отморозком. У него был полный чулан обрезов. По сравнению с тобой твой дед был настоящим Рембо.

«Я мог бы записаться на уроки стрельбы, — пыталась отбиваться оптимистически настроенная часть моего рассудка. — Брать уроки карате, ходить в тренажерный зал».

Ты шутишь? Да ты даже в школе не мог за себя постоять! Тебе пришлось нанять собственного телохранителя. И даже если ты в кого-нибудь прицелишься, то скорее намочишь штаны, чем выстрелишь.

«Ничего подобного!»

Ты слабак! Ты неудачник! Поэтому он и не говорил тебе, кто ты на самом деле. Он знал, что тебе это не по плечу.

«Заткнись. Заткнись».

Я спорил сам с собой целыми днями, будучи не в состоянии принять решение. Уйти или остаться? Я был одержим этим вопросом без ответа.

Между тем папа окончательно остыл к идее написать книгу. Чем меньше он работал, тем меньше верил в успех, а чем меньше он верил в успех, тем больше времени проводил в баре. Я никогда не видел, чтобы он так пил — по шесть или семь бутылок пива за вечер. И я не хотел находиться рядом с ним, когда он был в таком состоянии. Он мрачнел и либо хранил угрюмое молчание, либо принимался рассказывать мне то, чего я не желал знать.

— Твоя мама все равно рано или поздно от меня уйдет, — заявил он однажды вечером. — Если мне в ближайшее время не удастся что-нибудь предпринять, она и в самом деле может уйти.

Я начал его избегать. Но не уверен, что он это заметил. Мне стало удручающе легко лгать ему о своих перемещениях.

Тем временем мисс Сапсан практически посадила всех странных детей под замок. Казалось, в доме и окрестностях действует закон военного времени с трибуналом, чрезвычайным положением и прочей атрибутикой. Дети помладше не могли никуда выйти без сопровождения. Старшие ходили парами. Мисс Сапсан настаивала на том, что она должна знать, кто и где находится. От нее стало трудно получить разрешение даже на то, чтобы просто выйти во двор.

Часовые круглосуточно охраняли оба входа в дом, сменяя друг друга каждые несколько часов. В любое время дня и большую часть ночи из окон выглядывали скучающие физиономии. Стоило им заметить, что кто-то приближается к дому, как они дергали за цепочку, и в комнате мисс Сапсан звонил колокольчик. Это означало, что, когда бы я ни пришел, она ожидала меня у входа с тем, чтобы учинить мне очередной допрос. Что происходит за пределами петли? Не заметил ли я чего-нибудь странного? Уверен ли, что за мной не следили?

Не было ничего удивительного в том, что у детей понемногу начинала съезжать крыша. Младшие стали буйными и непослушными, старшие хандрили и роптали на новые правила, причем достаточно громко для того, чтобы их услышали. В пространстве то и дело раздавались шумные вздохи, зачастую служившие единственным признаком того, что в комнату вошел Миллард. Пчелы Хью собирались в рой и нападали на всех подряд. В конце концов их изгнали из дома, после чего Хью стал проводить все свое время возле окна, стекло которого снаружи было облеплено пчелами.

Оливия заявила, что потеряла свои утяжеленные туфли, и взяла привычку ползать по потолку, как муха, роняя на людей зернышки риса. Когда они поднимали голову и замечали ее, она начинала хохотать так безудержно, что ее способность к левитации давала сбой и ей приходилось хвататься за люстру или карниз для штор, чтобы не свалиться вниз.

Но самым странным было поведение Еноха, удалившегося в свою лабораторию в подвале для проведения хирургических операций на своих глиняных солдатах. Результат этих экспериментов заставил бы содрогнуться даже доктора Франкенштейна. Енох ампутировал руки и ноги у двух солдат, чтобы превратить третьего гомункула в некое подобие жуткого человека-паука, или втискивал четыре куриных сердца в одну грудную клетку в попытке создать глиняного супермена с неистощимым запасом энергии. Одно за другим маленькие серые тельца в изнеможении падали и замирали, и вскоре подвал начал напоминать полевой госпиталь времен Гражданской войны.

Что касается мисс Сапсан, то она находилась в постоянном движении: беспрестанно курила и хромала из комнаты в комнату, пересчитывая детей, как будто опасалась, что они в любую секунду могут исчезнуть. Мисс Зарянка все еще была здесь. Время от времени она как будто приходила в себя и принималась бродить по дому, призывая своих бедных покинутых питомцев. Потом силы ее оставляли и она опускалась на пол, ее поднимали и относили обратно в постель. Все активно обсуждали трагические испытания, выпавшие на долю мисс Зарянки, выдвигая различные теории относительно того, зачем пустотам понадобилось похищать имбрин. Одни предполагали, что чудовища вместе с тварями задумали создать самую большую временную петлю в истории, способную поглотить всю планету. Другие были безосновательно оптимистичны, утверждая, что имбрины понадобились пустотам в качестве компаньонок, ведь жизнь пожирателя душ протекает в чудовищном одиночестве.