Под покровом дня - Джеймс У. Холл Страница 56

— Боюсь, здесь полно пыли, — откликнулась она. — Я не успеваю со всем справиться.

Торн прошел вслед за ней в гостиную, его сердце забилось сильнее.

Над каминной полкой висела картина, на которой были изображены Даллас, Мэрилин и Сара в нарядной одежде. Даллас стоял позади них и улыбался во весь рот со счастливым видом главы семейства. А может, подумал Торн, просто был пьян.

Мэрилин предложила ему чашку кофе, бокал пива или чего-нибудь покрепче. Торн от всего отказался и извинился, сославшись на нехватку времени.

— Мне никогда еще не доводилось встречаться с друзьями Сары, — сказала она, устраиваясь на кушетке, обитой серой тканью в елочку, и деланно улыбаясь. — Так вы говорите, она обо мне рассказывала?

Торн присел напротив нее на краешек кресла с изогнутой спинкой, изображая молодого человека, у которого совсем нет времени.

— Она рассказывала мне про аварию, — объяснил Торн, кивая на картину.

— Да? — переспросила Мэрилин. — Что ж, тогда все ясно.

— Похоже, на нее это страшно подействовало.

— Я пыталась оградить ее от этих переживаний, — сказала ее мать, — делала все, что могла. Но она меня не слушает. Никогда не слушала.

— Она действительно казалась немного… Не знаю, как выразиться.

— Полагаю, это называется одержимостью, — откликнулась она.

По ее лицу пробежала волна горечи. Торн сидел и смотрел, как она взяла себя в руки и сменила маску, изобразив улыбку гостеприимной хозяйки. Отряхнула подол синего платья.

Торн сказал:

— Возможно, потеря отца дала ей какую-то цель, какой-то стимул, которого у нее не было.

Мэрилин напряглась, нахмурила брови, бегло взглянула на картину и отодвинулась от нее как можно дальше.

— Вы знаете, я скажу крамольную вещь, но иногда мне кажется, что Сара пытается со мной в этом соперничать. Кто больше его любил, кто больше скорбит. Она это делает по-своему, а я — по-своему. Страшно в этом сознаться, но я больше ни разу не села за руль. У меня есть помощница, которая ходит для меня за покупками. Я сижу дома, смотрю на проходящих мимо игроков в гольф, рисую, вот и все. Это вся моя жизнь.

Торн молчал и смотрел, как расслабилось ее лицо, как губы изогнулись в извиняющейся улыбке, но глаза остались прежними: в них вспыхивала то злость, то отчаяние. Она сплетала и расплетала пальцы, глядя на Торна. Пошевелилась на своей кушетке. Казалось, она ждет, что он выразит сочувствие к ее незавидной доле.

Но он молчал, и тогда она сказала:

— Когда мне было тринадцать лет, я потеряла отца. Я долго не могла простить его за то, что он умер. Может, то же самое чувствует и Сара, не знаю. Может, она злится на него и винит себя за это. Она сделала паузу и пристально посмотрела на Торна. Он взглядом постарался изобразить сочувствие. — Простите меня, — продолжила она. — Я провожу много времени, думая обо всем этом. Практически только этим и занимаюсь.

Торн поглубже уселся в кресло.

— Мой отец умер от чахотки, — сказала она. — Он все время кашлял. Но я смогла пережить его смерть. Это не стало моей навязчивой идеей.

— А в последнее время вы не замечали никаких улучшений в ее состоянии? — спросил Торн.

— Иногда мне так кажется. А потом я начинаю сомневаться, — ответила она.

— Возможно, она как раз пытается с этим справиться, — предположил он.

— Думаю, она взрослеет.

— А если б она в кого-нибудь влюбилась, — продолжил Торн, — это тоже могло бы помочь.

Она внимательно посмотрела на него. Торн чувствовал себя в безопасности, спрятавшись за маской Билла Кристиана.

— Думаю, это возможно, если она найдет кого-нибудь, кто придется ей по душе, — предположила она с материнской улыбкой. — Но я все равно бы не перестала за нее беспокоиться.

Кивнув в сторону мольберта, стоявшего в углу комнаты, Торн спросил:

— Можно мне взглянуть на ваши работы, прежде чем я уйду?

Мэрилин Джеймс робко потупила глаза.

— Вы очень любезны.

Она встала, и Торн последовал за ней через комнату к двустворчатым дверям, выходящим во внутренний двор. Торн глянул через стекло. Двор выглядел именно так, как он его запомнил. Та же мебель, металлические стулья с высокими спинками, покрытый паутиной шезлонг.

Мэрилин сняла покрывало, закрывавшее написанную маслом картину, которая была наполовину закончена. На ней был изображен серый и обветшалый одноэтажный дом с железной крышей и полуразвалившимся крыльцом, выходящим на пустое поле. Рядом с дорожкой, ведущей к дому, росло единственное дерево, с которого облетели все листья. Дом отсвечивал золотом, небо и земля были крахмально-белыми.

— Это мой старый дом в Кентукки, — объяснила она. Потом отступила на шаг назад и бросила оценивающий взгляд на полотно. Я бы хотела вернуться и жить там. Но, увы, там уже больше ничего нет.

— Похоже, что внутри горит камин, что скоро наступит весна и все такое.

— Что касается меня, — возразила она, — я представляла себе ноябрь. Я называю эту картину «Первые заморозки». Сейчас я пишу иней на траве.

— Должно быть, трудно видеть через окно поле для гольфа и рисовать такой пейзаж.

— Нет, вовсе нет.

Она снова набросила покрывало на мольберт и провела Торна во внутренний двор. Он внимательно осмотрелся вокруг. Его память запечатлела каждую мельчайшую деталь. Те же стоящие полукругом кресла с видом на поле для гольфа. Даже стакан с виски на металлическом столике рядом с шезлонгом.

— Сара живет вон там, — сказала миссис Джеймс, указывая на пятно света по ту сторону поля для игры в гольф. — Кажется, она дома.

— Наверное, лучше сначала позвонить, — сказал Торн.

— Нет, нет. Отправляйтесь прямо туда, пускай это будет для нее сюрпризом. Ей нужно повидать кого-нибудь из старых знакомых. Сейчас она нуждается в том, чтобы рядом с ней кто-то был.

Торн спросил ее, почему. Он наблюдал, как она смотрела на свет в окнах Сары.

— Сара только что понесла еще одну потерю. Боюсь, что она потеряла очень дорогого для нее друга.

Торн припарковал «кадиллак» в двух кварталах от дома, где жила Сара, на автостоянке Церкви Маленького Цветка. Пока он продирался сквозь кустарник, чтобы выйти на длинный фэрвей, [40]зарядил дождь. В нем не было силы бури — обычный скучный летний дождь. К тому времени, как Торн добрался до места, он успел вымокнуть.

Квартира Сары располагалась в большом огороженном комплексе. В центре комплекса стоял громоздкий двухэтажный дом в современном испанском стиле. Белая лепнина на его стенах, внутренний двор, бассейн и джакузи были ярко освещены. Дождь падал отвесно, но был таким легким, что почти не шумел в листве деревьев, росших вокруг дома.