Розы красные - Джеймс Паттерсон Страница 56

Самое неприятное, чего я только мог ожидать до сих пор, что Дирижер, после удачно проведенной операции, теперь исчезнет, и больше никто никогда о нем не услышит. Охота на Дирижера теперь больше напоминала ожидание появления Дирижера. Скорее, даже мольбу Всевышнему о том, чтобы Дирижер сделал что-нибудь такое, что привело бы нас к нему.

Смена в госпитале для ветеранов начиналась тридцатиминутной «оперативкой» с выступлением медсестер и заканчивалась обязательным кофепитием. Во время совещаний вкратце рассказывалось о каждом пациенте в отдельности, отмечались изменения в предоставлении привилегий некоторым из больных. Самыми модными словами и выражениями здесь были: «аффект», «податливость», «взаимодействие» и, разумеется «посттравматическое стрессовое расстройство». Этим последним расстройством страдала, как минимум, добрая половина всех лечившихся в госпитале мужчин.

Оперативное совещание закончилось, и начался мой рабочий день. Главным занятием помощника психиатра является общение с пациентами. Я прекрасно справлялся со своими обязанностями, и это напомнило мне о том, почему я так люблю психологию.

На самом деле сейчас происходило вот что. Большая часть моей прошлой жизни как бы снова накатывалась на меня. Я особенно остро чувствовал и понимал ужасные последствия психических травм. А мои «подопечные» мучились как раз от этого. Для них мир уже больше никогда не покажется таким же безопасным и удобным местом для существования, как раньше. Люди, окружающие их, теперь все казались предателями, и нельзя было довериться ни одной живой душе. У больных постоянно присутствовало чувство вины и сомнения в самом себе. Вера и духовность здесь просто не существовали. Зачем же Дирижеру понадобилось выбирать именно такое страшное место в качестве убежища?

Во время моей восьмичасовой смены, я должен был выполнять ряд весьма специфических обязанностей. Я проверял наличие острых предметов в семь часов (мне нужно было пересчитывать количество ложек, вилок и ножей в столовой. В том случае, если чего-то недоставало, а это бывало крайне редко, начинался обыск палат). Затем — беседа-общение в восемь часов с пациентом по имени Коупленд, который считался весьма склонным к самоубийству, и уже начиная с девяти происходили проверки местонахождения пациентов через каждые пятнадцать минут. Это сопровождалось отметками на доске, висевшей возле поста медсестры: после каждой проверки напротив фамилии ставился крестик (пациент присутствует в госпитале). Кроме того, на меня возложили обязанность выносить мусор (кто-то же должен был это делать!).

Каждый раз, подходя к доске, я отмечал наиболее вероятных, с моей точки зрения, подозреваемых, более жирными крестиками. В конце проверок выяснилось, что у меня накопилось семь кандидатов, на которых следовало обратить особое внимание.

Пациент по имени Джеймс Галлагер попал в мой «черный» список только потому, что подходил под внешнее описание физических данных Дирижера. Это был высокий мужчина, широкогрудый, подвижный и достаточно сообразительный. Этого было сейчас вполне достаточно, чтобы подозревать его.

Фредерик Шабо имел все возможные привилегии по выходу в город, правда, отличался скромностью и слыл тихим парнем. Я сомневался, чтобы он мог быть способным на убийство. После Вьетнама он перемещался по всей стране, не задерживаясь на одном месте более чем на несколько недель. Изредка он плевался в сторону персонала, но это было, пожалуй, сильнейшим проявлением его агрессивности.

Стивен Бауэн также имел разрешение на выход в город, и когда-то считался многообещающим капитаном сухопутных войск во Вьетнаме. Он страдал от посттравматического стрессового расстройства и, начиная с 1971 года, находился на лечении в различных военных госпиталях. Он с гордостью повторял, что, после того как ушел в запас, никогда серьезно ничем не занимался.

Давид Хейл работал в полиции Мэриленда в течение двух лет. Потом его замучили навязчивая параноидальная идея о том, что любой азиат, которого он встречал на улице, был подослан с целью убить его.

Майкл Феско работал в двух вашингтонских банках, но сейчас он был так накачан транквилизаторами, что вряд ли смог бы разобраться и в собственной чековой книжке. Возможно, он симулировал посттравматическую депрессию, но его лечащий врач так не считал.

Клет Андерсон, как я уже упоминал, подходил под словесное описание Дирижера. Мне он почему-то сразу не понравился. И он был склонен к агрессии. Но Андерсон не совершил ничего такого, что дало бы мне повод посчитать его Дирижером. Скорее, наоборот.

Перед самым окончанием смены мне позвонила Бетси Кавальерр. Я взял трубку в маленькой комнате для отдыха персонала рядом с постом медсестры.