Откровения романтика-эротомана - Максим Якубовски Страница 55

Это могла быть я сама, выбери я когда-то другой путь, подумала Корнелия.

Она интуитивно узнала еще одну родственную душу, израненную, спрятанную за отполированной показухой каждодневной реальности. Жертва скрытых демонов, которые никогда не оставят ее в покое.

Молодая англичанка села в черное кожаное кресло в баре отеля и уставилась на Корнелию. Корнелия прониклась к ней истинным и огромным сочувствием.

— Вы вызвали меня сюда, чтобы шантажировать? — спросила она.

— Нет. Ничего такого и в мыслях не было, — ответила Корнелия.

— Хорошо. Потому что мне нечего скрывать… Я не думала, что буду встречаться с женщиной, с вами.

— А чего вы ожидали?

— Я догадывалась, что это дело касается Конрада. Поэтому я приехала. Но, кроме того, я пыталась быть объективной.

— Я знаю о вас и Конраде.

— Я поняла это по вашему письму, в котором вы приглашали меня в Нью-Йорк.

— В какой-то момент я пришла к выводу, что вы мертвы…

— Правда?

— Он описывал вас именно так, всегда в прошедшем времени.

— Ну, так это было почти десять лет назад.

— Но он не мог стереть воспоминаний об этом.

— Думаете, я могла?

— Почему вы были так заинтересованы в его книге, в «Откровениях»?

— Вы знали об этом?

— Да. Вот так я и собрала по кусочкам мозаику. О вас двоих, это оказалось реальной историей. Я — тот самый человек, которому было поручено выяснить, существует ли эта книга и может ли она быть опубликована.

— Вы не выглядите частным детективом, должна я вам признаться. Может, я прочитала слишком много триллеров и у меня сложился неправильный образ. Так что, я полагаю, это вам я обязана сказать спасибо?

— Вы знаете так же хорошо, как и я, что мне не позволили закончить работу. В один прекрасный день меня отозвали.

— Я знаю. То, что вы нашли. Мне просто показалось, что этого хватит. Я не смогла это прочитать. Мне уже тогда было ясно, что книга никогда не будет опубликована, правда?

— Я даже не думаю, что он писал ее для публикации.

— Я пришла к тому же выводу.

— Это было больше похоже на письмо к вам, которое он так и не отправил…

— За годы после нашего разрыва он написал мне сотни писем. Я не ответила ни на одно. Хотя читала. Что я еще могу сделать?

— Расскажите мне.

— Я была замужем. В этом причина того, что я не могла продолжать с ним встречаться. Это зашло слишком далеко, случилось слишком быстро. А он был таким настойчивым, таким непредсказуемым. В те ночи, когда мы не были вместе, я не могла уснуть, я боялась, что весь карточный домик моей жизни рассыплется, что у Конрада не хватит терпения и он решится на какое-нибудь сумасшествие, и тогда меня выкинут из собственного дома.

— Но ваш муж знал об этом, не так ли?

— Да. Я все еще подозреваю, что именно Конрад сообщил ему это.

— И он в этом признался?

— Конечно нет, он всегда это отрицал. Многие его ранние письма были об этом. Но он хорошо умел врать.

— А если это был не он?

— Полагаю, это не имеет значения. Новость довела моего мужа до ума, он изменил свой образ жизни. Он отчаянно не хотел меня терять. Изменился. Мы даже пытались завести ребенка…

— И…

— Не получилось. По многим причинам.

— Извините.

— Он бросил работу финансового обозревателя и стал аналитиком по инвестициям в главном банке. В первое время приходилось экономить.

— Так откуда вы узнали о новой книге Конрада?

— Совпадения. Он выступал по радио, в вечернем шоу на региональном канале. Упоминал о проекте, который, как он сказал, раз и навсегда расскажет правду об автобиографической природе его книг. Он болтал так задорно, как будто это было большой шуткой, его характер всегда сбивал людей с толку.

— Но почему это вас так огорчило? Все равно он уже написал и опубликовал о вас слишком много. Что бы изменила еще одна книга?

— Я запаниковала. Мы с моим мужем только что решили усыновить ребенка.

— Откуда паника?

— Я не знаю. Просто запаниковала. В какой-то момент я подумала, что в его последнем рассказе будут фигурировать реальные имена, омерзительные факты. Однажды я уже спасла свой брак и теперь, через десять лет, решила не дать ему треснуть. Когда старые раны открываются и начинают гноиться, это очень больно.

— Значит, именно вам пришла в голову идея найти эту книгу?

— Да. А через неделю я узнала о его смерти. Но ни в одном из некрологов не упоминалось о том, что эта книга хотя бы существует.

— Вы прочитали материалы, которые мне удалось собрать?

— Да.

— И?

— Печально.

— Это все?

— Что вы хотите от меня услышать? Что мне нравится быть ответственной за то, что я так сильно повлияла на его жизнь? Что я превратила его в бог знает что? Я сожалею, просто так случилось.

— И это все?

— Мы встречались, мы трахались, мы расстались. Конец истории. Удовлетворены?

— На самом деле нет.

— Почему вы сейчас так в этом заинтересованы? Не сомневаюсь, что вам хорошо заплатили.

— Назовите личным любопытством. Для меня это дело не было обычным. Просто заняло мое воображение.

— Почему вы думаете, что вся книга исчезла? Кроме тех обрывочных глав, которые он выбрасывал, как послания в бутылке?

— У вас есть на этот счет соображения?

— Полагаю, да.

— И?

— Конрад каким-то образом узнал, что умирает, и это было окончательной мольбой о прощении.

— Так почему же он не отдал книгу на публикацию? Что-то произошло?

Кэй улыбнулась, ее тонкие губы изогнулись, карие глаза затуманились.

— Это просто предположение.

— Расскажите мне, — попросила Корнелия.

— Конечно, с момента нашего внезапного разрыва той ночью я следила за его действиями. Читала большинство его публикаций, искала знаки, послания, которые только для меня имели смысл. Я наблюдала за ним исподтишка. Я видела, как в его произведениях проступал гнев — однажды в своей колонке он написал рецензию на серию книг, которые я редактировала, и со злостью втоптал в грязь их все. Такому поступку не было оправдания — и затем боль. Видеть это было мучением, но мне все-таки кажется, что как писатель он нашел свой путь. Одна достойная сожаления интрижка стала причиной и фундаментом, на котором он построил свой немыслимый карточный домик. И вскоре, я так думаю, он понял, что не видит различий между собой и своим вымышленным героем, между выдумкой и хитро приукрашенной действительностью. И его последняя книга, «Откровения» — он хотел назвать ее так, — вначале поистине была попыткой поставить точки над «и», обнажить наконец правду. Но когда он начал писать эту книгу, то осознал, что больше не способен на правдивые слова. Вымысел вмешивается и главенствует. Тайный лжец одержал победу над писателем, над человеком. Так что финальная демонстрация честности испортила бы всю книгу. Может, по каким-то своим собственным скрытым мотивам он считал ее провальной?