Как закалялась жесть - Александр Щеголев Страница 55

Раскрутив над головой «восьмерку», я стою в центре, контролируя все пространство комнаты. «Восьмерка» — основное движение, легко переводится в удар. Жаль, перехватывать «струну» из руки в руку я не могу, иначе положил бы их всех — в момент! И тех, кто здесь, и тех, кто внизу, — всех… Так и стоим друг против друга. Он боится приблизиться, я не спешу атаковать. Одна неточность, и он блокирует мое оружие; его защищенная курткой рука — правильный ответ на угрозу.

Пат.

Стрептоцид, спрятав в карман стильные узкие очки, уползает под кровать. Отлично, этот не боец.

С лестницы суется Елена:

— Что тут у вас?!

Похоже, она не успела сбегать за топором, что тоже хорошо.

— Стой, не входи, — дергает Балакирев головой, на миг оборачиваясь.

Этого мига мне хватает, чтобы ударить. Бью с закруткой — и рву на себя. Гитарная струна захлестывает его руку — правую, голую, — он рефлекторно отдергивается, и совершенно зря. Струна у меня с оплеткой — в таких ситуациях действует, как пила. Кожа мгновенно содрана. Хлещет кровь… На возвратном движении статуэтка застревает, цепляется… блин! Была бы гирька — соскользнула бы, гирьки гладкие, в отличие от статуэток… Оружие становится бесполезным. Я на миг обмираю.

Балакирев помогает мне: ему больно, он в шоке, а эта штука впивается все глубже и глубже. Убрать, убрать ее!!!

Он сам распутывает «струну», сбрасывает ее с руки.

Блестяще!

Я раскручиваю уже не «восьмерку», а большой круг. Враг изумленно смотрит на свою изуродованную конечность, нежно прижимает к себе — и вдруг бредет куда-то вдоль стены, качаясь, как «ванька-встанька»…

Вбегает Елена:

— Вадька! Вадичка!

Без топора.

— Отойди, — спокойно говорю я ей.

Обезумело глянув на меня, она бежит к Балакиреву.

— Подожди! Зажгутовать надо!

Наконец-то путь по-настоящему свободен…

Выхожу на лестницу.

Сколько же месяцев я здесь не был? Или не месяцев, а веков?

— Эй, друг! — зовет Долби-Дэн.

Смотрю назад. Музыкант приподымает голову.

— Я буду терпеливо ждать вас. И держать за вас палец. Что это значит, я не знаю, да и держать мне нечего, но такое выражение бытует среди россиян.

Он машет мне обоими своими обрубками.

Вперед!

65.

— Что-то они там разыгрались, детки, — сказал Руслан Илье. — Пойди, посмотри.

Илья поморщился, но собачиться не стал. Татарин в последнее время командира из себя лепит: решил, видно, что хозяйка на него «запала». Кретин! Не понимает, что в этом милом девичнике фаворитов нет и быть не может, а есть только верные рабы. Так что, когда ситуация утрясется, мы еще посмотрим, на ком остановится хозяйский глаз. И кто здесь в конце концов будет старшим по званию…

Он вышел из прихожей, пересек холл, — и встал столбом.

Лестничную площадочку между первым и вторым этажами преодолевало странное существо, каких менеджер в жизни не видел. (Просто потому, что ему не довелось бывать во фронтовых госпиталях.)

— Вы кто? — спросил Илья.

— Скрипач, — ответило существо звучным баритоном.

Сверху через перила свесилась Ленка, хозяйская дочь, и закричала не своим голосом:

— Задержи его!

Илья промедлил, не понимая, что от него требуется. Полуреальный карлик, между тем, заторопился — и на первой же ступеньке то ли потерял равновесие, то ли нарочно повалился: безногое тело, удивительным образом сгруппировавшись, покатилось вниз. Убьется! — похолодело в груди у менеджера. Он рефлекторно шагнул к лестнице, чтобы поймать калеку, — и нарвался на подсечку, выполненную суковатой, непропорционально большой рукой.

Илья грохнулся на паркет.

Встали соперники одновременно. Ленка где-то наверху надрывалась:

— Не дай ему уйти!

«…Если он уйдет, это навсегда, так что просто не дай ему уйти ».

Смешно…

— Клади его!

Как такого класть? Даже стыдно как-то. Не пушку же доставать?

— Пропусти, — властно сказал незнакомец, назвавшийся Скрипачом. Он раскручивал в руке грузик на проволоке. Проволока со свистом рассекала воздух. Ясно было, что обращаться с этой штукой он умеет: так просто не подойдешь, не возьмешь… да и рука у него была более чем примечательна — поистине огромна. Промышленный манипулятор.

Бить кулаком? Несподручно, слишком велика разница в росте. Илья ударил ногой сбоку: метил в корпус, со стороны, где у калеки вместо руки культя. Однако, вот неожиданность, тот был готов — в один миг захлестнул опорную ногу бьющего. Кик, хоть и достиг цели, потерял силу и точность. Опять упали оба. Илья — с воплем. Похоже, ахилл поврежден. Карлик не отлетел к камину, как ожидалось, — проволока не дала; он словно бы прилепился к поверженному бойцу, так и не выпустив свое оружие. Быстро и ловко залез он на матерящегося менеджера, схватил его рукой промеж ног — и…

И все.

Илья вытаращил глаза. Открыл рот, словно хотел что-то сказать… затем попытался махнуть кулаком… и тогда жуткий карл сжал пальцы по-настоящему.

Закричать Илья не смог.

Ослепительная вспышка боли, родившись в промежности, выплеснулась за пределы Галактики. Большой Взрыв…

Человек мгновенно вспотел.

Гидравлический пресс — и тот был бы милосерднее.

— Если ты ниже соперника — это твое преимущество, — пошутил калека, не выпуская хватки.

Странные, пугающие ощущения распространялись из области паха, лишая воли и разума. Боль сжалась до размера теннисного мяча, но при чем здесь, вообще, боль? Мошонка раздавлена, потерянно думал Илья. Все раздавлено… гад… убить мало…

— Когда сможешь встать, уходи, — сказал ему монстр. И молодой человек послушно закивал, с ужасом глядя на сидящее на нем существо: уйду, уйду…

— Что за шум, а драки нет? — с наигранной веселостью возгласил Руслан, являясь из прихожей.

Некоторое время он оценивал ситуацию, меняясь в лице. Муж Эвглены Теодоровны, это убогое ничтожество, слез с тела Ильи и пополз ему навстречу. Руслан уже видел это существо. Хозяйка не знала, что любопытный менеджер однажды (в ее отсутствие) нашел повод побывать на Втором этаже; она вообще не подозревала о степени осведомленности своего сотрудника… впрочем, опустим это.

На лестнице застыла Ленка, словно боясь спускаться дальше. Когда убогий был уже метрах в трех, менеджер спохватился:

— Эй, стоять!

А потом полез за пистолетом.

66.

Он дает мне секунду. И право на одну-единственную попытку.