Книга легиона - Наль Подольский Страница 54

Через несколько дней даже Фугас стал проявлять беспокойство, но оно напоминало нетерпение ребенка, ожидающего, когда же, наконец, можно будет взять из-под елки подарки.

Почти недельное ожидание так всех измотало, что когда на исходе шестых суток, в воскресенье под утро, ожидаемое событие совершилось, его восприняли если не с радостью, то с облегчением, а Фугас — с откровенным ликованием.

В четыре тридцать две раздались звонки трех «приборов» Фугаса, и он, раздувшись от важности, нажал клавишу генератора, который помигал лампочками и, по утверждению своего создателя, выплеснул в астральное или какое-то другое неведомое пространство мощный импульс, призванный заблокировать все другие мыслимые и немыслимые сигналы родственной ему природы. Платон снимал процедуру нажатия клавиши видеокамерой, причем Фугас настоял, чтобы крупным планом были показаны настольный календарь и часы, хотя дата и время съемки и так отмечались в кадре.

— Это же историческая съемка, — заявил он, от возбуждения брызгая слюной, — все должно быть предельно наглядно.

Покончив с историческими кадрами, Платон позвонил Марго и получил ожидаемый ответ:

— Да, да, нам все новости уже известны.

Они договорились в телефонных разговорах не пользоваться открытым текстом, хотя и не знали, есть ли в этом какой-либо смысл. Впрочем, пока обсуждать было нечего. О том, сработала или нет «глушилка» Фугаса, станет известно только завтра по тому, состоялось только что или не состоялось очередное самоубийство.

Снова потянулось томительное ожидание. Платон испытывал ощущения человека, выстрелившего в своего противника наугад в темноте и не знающего, попал он в него или тот лишь временно затаился.

В отличие от Платона Фугас не сомневался в поражении цели и пребывал в приподнятом настроении:

— Ну-с, господин Легион, к барьеру! — декламировал он веселым голосом. — Заряжайте ваш пистолет, за вами еще один выстрел!

Его самодовольство и легкомыслие изрядно раздражало Платона.

— Да подождите вы кукарекать, — проворчал он, — может быть, он вообще не заметил ваших усилий.

— Был, был в истории такой персонаж, — благодушно балагурил в ответ Фугас, приняв горделивую верблюжью осанку, — если помните, его звали Фома.

В пять восемнадцать, через сорок шесть минут после первого сигнала звонки Фугасовых приборов опять заработали. Торжествующе оглянувшись на Платона и заодно убедившись, что в его руках — работающая видеокамера, он вычурным актерским жестом нажал клавишу генератора помех.

— Все, господин Легион, игра сыграна! — радостно бубнил Фугас. — Заказывайте себе виртуальный гроб! — Он долго смеялся, то есть покашливал, на всякие лады повторяя: — Да, да, виртуальный гроб, господин Легион!

— Помолчали бы лучше, вы же не в цирке фокусы показываете, — не сдержался Платон, — накликаете какую-нибудь пакость.

— Ах, как мы все-таки суеверны! Все маловеры так суеверны! — запел беззаботно Фугас, не подозревая, с каким трудом поглядывающий исподлобья собеседник подавляет желание стукнуть его по голове чем попало.

В пять двадцать восемь звонки и сигнальные лампочки приборов ожили в третий раз за сегодняшний день.

— Шах и мат! — объявил Фугас, нажимая клавишу. — Я добил его! И вы, почтеннейший Фома, наконец уверовали?

Фугас получался кругом прав, и останавливать его было бесполезно.

— Примите поздравления, — не очень жизнерадостно выдавил из себя Платон. — Насчет того, что вы добили его, пока сомневаюсь, но он определенно на вашу аппаратуру реагирует. Это уже кое-что.

— «Кое-что»! — возмущенно передразнил Фугас. — Это не «кое-что», а победа! Выигрыш всухую!

Звонок сотового телефона у Платона в кармане избавил его от необходимости комментировать бахвальство Фугаса.

— Приезжай как можно скорее, — лаконично попросила Марго, и в трубке раздались короткие гудки.

Строго наказав Фугасу не терять бдительности, Платон вылетел на лестницу.

На «явочной» квартире ничего особенно страшного не происходило. Лиза, бледная и неподвижная, лежала на диванчике, и около нее суетилась Марго, пытаясь заставить ее выпить воды.

Платон, взяв больную за руку и нащупав пульс, тут же отошел от нее, сел за стол и закурил сигарету:

— Ничего опасного. Просто глубокий обморок.

— Я боялась, что это сердечный приступ. В первый момент мне показалось, что она умерла… или умирает. Это было так внезапно… — Марго осознала, что устроила панику без достаточной причины, и теперь чувствовала себя несколько неловко.

— Как это случилось?

— Очень просто. Она сидела вот здесь, где сейчас сидишь ты. После приема второго сигнала она сказала, что это — чудовищное насилие, и попросила воды, а минут через десять вскрикнула и потеряла сознание. Я уложила ее и позвонила тебе… наверное, можно было и подождать, но я не могла понять, что с ней творится.

— Это была ее реакция на третий сигнал. Но ты все сделала правильно, — снисходительно заметил Платон и добавил со скептической интонацией: — Опасаюсь, что для шаманской профессии она слишком впечатлительна.

— Иронизировать, когда имеется повод, проще простого. — Марго сочла нужным взять Лизу под защиту. — Лучше помог бы ей прийти в себя.

— Зачем? Пусть отдохнет. В конце концов, обморок — это защитная реакция организма.

Платон оказался прав: вскоре Лиза зашевелилась, открыла глаза и без посторонней помощи приняла сидячее положение.

— Извините. Со мной такое редко бывает.

Отвергнув предложенный кофе, как совокупность ядовитых веществ, Лиза изготовила подходящий к случаю травяной отвар, который вернул ей силы и жизнерадостность. Говорить она начала сама, не дожидаясь, когда ее об этом попросят.

— Боюсь, что разочарую вас. Мои впечатления очень скудные. В первый раз было то, что вам уже известно со слов… других людей. Но все-таки попробую описать. Это был совершенно внезапный импульс, предлагающий совершить самоубийство, вскрыв себе вены ножницами или ножом. Он был адресован не мне, но если бы мне, я бы не устояла. В этом какая-то непреодолимая сила. Это и внешний приказ, и внезапно возникшая внутренняя потребность, или необходимость, будто человек всю жизнь готовился только к этому — по сигналу вскрыть себе вены… И вдруг на меня обрушилось еще что-то, вроде кошмарного шума, только не звукового, вы понимаете. Этот шум был отвратителен и причинял боль, он мучительно бил по нервам, но в нем потонуло все — и первый сигнал, и вообще, все мое сознание… Я, конечно, говорю бестолково…

— Нет, нет, вы хорошо говорите, — поспешно заверил ее Платон.

— А во второй раз было ощущение жуткого, чудовищного насилия, настолько непреодолимого, что я даже не понимала, чего ему от меня надо. Я просто чувствовала, что подвергаюсь обработке каким-то сверхсильным давлением, превращаюсь из человека в вещество, в плазму… Ну, а третий сигнал… бр-р… как будто сразу ко всем нервам приложили раскаленные утюги… мне казалось, я взорвалась, распалась на атомы. Когда я очнулась, то прежде всего удивилась, что у меня есть руки, ноги, глаза… Вот, пожалуй, и все. — Она улыбнулась. — В общем, впечатления червяка, которого расклевывает курица.