Похоронный марш марионеток - Фрэнк Де Фелитта Страница 54

— О господи… как он был хорош… само совершенство… Этому толстяку можно было бы вручить награду Академии… Жаль, что они дают награды только актерам…

И снова последовали взрывы смеха.

— О черт, мне надо успокоиться. Это серьезное дело, в конце концов. Награда Академии…

Щелчок…

— Где эти чертовы спички? Не могу же я раскурить «косяк», не имея спичек. Остается газовая плита. Старый испытанный способ. Надо было сунуть в нее голову давным-давно. Но теперь я ввязался в этот проект… Да, теперь каждая собака читает обо мне в газете… Они пытаются присвоить мне имя… «Киносталкер»… «Киноманьяк»… «Безумец с попкорном»… Журналисты — такое дерьмо!.. Почему просто не назвать меня тем, кто я есть на самом деле?.. Режиссером…

Человек сидел и молча курил, затем ловким движением открыл бутылку пива. Послышались шумные, жадные глотки, затем донесся звук лопавшихся кукурузных зерен.

Щелчок… Запись возобновилась.

— «Кукурузный убийца»!

И снова зазвучал смех.

— Что ж, неплохо. Ну так вот, как я уже сказал… Стив Сафран, телерепортер, жирная свиная туша, сыграл свою роль великолепно. Лучше, чем Нэнси Хаммонд. Даже лучше Чарльза Пирса, этого мускулистого болвана. Сафран… ну, что тут скажешь… я потрясен его талантом. Он и не догадывался о своих способностях. Жирный, по-лакейски исполнительный, нетерпеливый, жадный, умный до глупости. В тот момент, когда я его толкнул, его физиономия стала похожа на морду кабана, попавшего на чикагскую бойню. Вот что я вам скажу. Если я завтра умру, то умру сознавая, что поставил цельную, законченную, доведенную до совершенства сцену. Никакой секс не дает столь глубокого удовлетворения.

Голос зазвучал задумчиво, смиренно, почти исповедально:

— Так и вижу его взгляд, обращенный вверх, на меня, в то время как сам он летит вниз. В точности как у Хичкока — отъезд камеры с одновременным укрупнением плана… О боже, как он хряснулся о бетонный пол у основания лестницы… Я совершил это… На самом деле… Интересно, он видел «Иностранного корреспондента»?

Щелчок… Человек встал и заходил по комнате… Поспешно схватил микрофон, нажал кнопку записи и, торопясь, заговорил снова…

— Я не могу снимать фильмы… Их сняли до меня… И я не могу шагнуть на экран и стать их частью… Поэтому я воссоздаю их в реальности… воспроизвожу лучшие сцены… лучшего режиссера из всех, кого Бог когда-либо посылал в этот мир… Я творю эпос. Правдивый и умопомрачительный.

Щелчок…

Прошли часы… Фигура появлялась и исчезала. В квартире было темно. В ней всегда было темно… Человек просматривал почту, бросая счета на пол.

— Ничего, — бормотал он. — Еще один день, и опять ничего.

По комнате поплыл запах жареного мяса. Со сковороды на грязные стены кухни летели капли жира. Человек наклонил сковороду, и кусок мяса соскользнул на немытую тарелку. Держа тарелку в одной руке, он схватил другой ведерко с попкорном.

Сидя на полуразвалившейся кушетке, он ел в окружении больших, блестящих постеров фильмов Хичкока.

Щелчок…

— Я не получил стипендию. Я не говорил вам? На вечерних курсах я написал сценарий и представил его в Американский институт кино, надеясь получить режиссерскую стипендию. Но мне ее не дали. Наверное, надо быть чьим-нибудь сыночком либо дочкой или трахнуться с нужным человеком, чтобы получить ее. На эту стипендию многие претендуют. Конкуренция не на жизнь, а на смерть.

И с Калифорнийским университетом Лос-Анджелеса мне также не повезло. Отличное оборудование, хорошая профессура — по крайней мере те, кто преподает сценарное мастерство. Но все эти примадонны… Самодовольные бездарности. Носятся со своими дурацкими феминистскими фильмами, какими-то эстетскими глупостями, не имея ни малейшего представления об элементарных правилах грамматики кино. Вероятно, поэтому меня и не приняли. Хотя я дошел до собеседования. Их впечатлил мой сценарий. Думаю, они захотели посмотреть на автора. Они почувствовали, что в сценарии таилась опасность. Нечто не соответствовавшее привычным стандартам. За мои фильмы награды наверняка не дадут. Они слишком взрывоопасные. Слишком, черт побери, злые.

Злые. А я не говорил вам, что однажды меня ограбили на бульваре, а мою квартиру грабили дважды? В этом городе каждый думает только о себе: бродяги, проститутки, наркоманы, студенты, актеры. Повсюду секс, наркотики, деньги — вечный товар, и еще один бесценный товар — кино. Все — за возможность попасть в кадр пусть даже самого паршивого фильма. А сколько непристойных предложений мне делали? Я мог бы многое об этом порассказать. И я принял бы их, если бы эти педрилы хоть что-нибудь смыслили в кино.

Я даже ходил на вечерние курсы актерского мастерства. Потому что режиссер должен знать, как обращаться с этими тупыми животными. Но один из преподавателей обвинил меня в краже денег. В отместку я разнес костюмерную, и меня арестовали. Правда, быстро сняли обвинение, иначе я от этих недоносков и мокрого места бы не оставил. Думаю, они поняли, с кем имеют дело. Почувствовали во мне склонность к насилию. И испугались.

Калифорнийский институт искусств вызвал у меня лишь разочарование. Я не знаю, где они откапывают тех придурков, которые протирают там штаны. Можно было, конечно, убраться к черту в Валенсию, [136]но там хороши только «Мэджик Маунтин» [137]да апельсиновые деревья. Я ненавидел и преподавателей, и студентов — за их прилежание, за их деловую хватку, за тошнотворную правильность. Конечно, они снимали более или менее приличное кино, но их энтузиазм и жизнерадостность вызывали у меня отвращение. Я не собирался потратить остаток жизни на рисование эскизов для какого-нибудь постановщика спецэффектов. Я отучился два курса и ушел. Декан предупредил, что не возьмет меня, если мне вдруг вздумается проситься назад.

Этот город пронизан конкуренцией сверху донизу. Счастливый билет выпадает одному из тысячи. Пройдитесь по Голливудскому бульвару или бульвару Сансет. Выгляньте из моего чертова окна. Вы увидите толпы спившихся, опустившихся неудачников. Они еще молоды, в них еще тлеют амбиции, но они уже сломлены неудачами, хотя никак не могут понять, что оказались выброшены на помойку жизни и теперь их единственное спасение — отправиться назад, в бухгалтерскую контору папочки, и вымаливать у него работу. Все эти школы и курсы нужно проверить, а деканов засадить в тюрьму. Выпускники получают дипломы, а потом им некуда деться. Сколько из них работает на студиях и снимает настоящее кино? Один процент. И тот вряд ли наберется. Эти школы только высасывают из тебя деньги. Ну, если, конечно, ты не стипендиат.

Я не просто так рассказываю вам об этих школах. Я ведь просто так ничего не делаю. Вы же не считаете меня пустым болтуном. А если считаете, можете отправляться ко всем чертям. Все, что я говорю и делаю, имеет значение. Это как в кино, где каждый кадр ведет к грандиозной развязке. Поэтому сконцентрируйтесь и слушайте, может быть, вы и поймете что-нибудь. Если, конечно, не окажется слишком поздно. Но таков шоу-бизнес. Ха-ха. Сейчас я вам расскажу о выпускниках киношкол.