Ночь святого Вацлава - Лайонел Дэвидсон Страница 54

В половине одиннадцатого я вышел из дома и, только оказавшись на улице, обнаружил, что забыл свои часы на тумбочке. Но возвращаться за ними не стал. Уже было знойно, и тротуары резко пахли асфальтом. Рабочие поливали террасы из шлангов, и яркое солнце играло на мокрых камнях. Голова шла кругом, я чувствовал, что моя жизнь висит на волоске, и я будто выпущен на поруки, а сам так далеко от дома и до ужаса незащищен.

Я считал, что в моем распоряжении часов пять-шесть относительной свободы передвижения. Еще у нее дома за тремя чашками кофе и пятью сигаретами я продумал, как их использовать. Впрочем, сначала надо было проверить, что это за свобода.

Я поехал на автобусе в город, потом пересел на трамвай, который повез меня на север от Влтавы, к Стромовке. Там был парк, знакомый мне по рекламе, – парк культуры и отдыха имени Юлиуса Фучика. Я прошел в ворота парка и по главной дорожке – к противоположному выходу. Повсюду были садовники, которые рыхлили землю и поливали ее из шлангов. И кроме них – никого. Садовники работали, не поднимая головы. Значит, никакой слежки нет. Я вышел из парка и вернулся в город.

Эта долгая прогулка была утомительна для ног. На мне были две пары толстенных носков и огромные ботинки ее папаши. Они хлябали, натирая мне пятки. Благодаря жаре я мог нести пиджак через руку, что было очень кстати, так как он выглядел на мне, как пальто. Брюки мне пришлось подтянуть у пояса дюйма на четыре и заколоть их велосипедными скрепками, обнаруженными в одном из ее ящиков. В том же ящике был и молоток. Теперь он оттягивал правый карман пиджака. Я решил, что он мне может пригодиться.

Выйдя из трамвая на остановке, что перед Влтавой, я пересел на другой, который должен был везти меня в сторону посольства. Я хорошо продумал все свои действия и потому, когда кондукторша объявила Градчаны, тут же вышел.

Теперь я был в Граде. Влтава, плавясь, сверкала между деревьями, и воздух над Старым Городом дрожал от зноя. Вдалеке были видны снующие вдоль набережной трамваи, маленькие, как игрушечные, сюда долетали волнами их далекие звонки. Группа рабочих с яркими лентами через плечо прокладывала на холме кабель. Горячий ветер шевелил листву.

Я постоял с минуту, пытаясь сориентироваться. Было около двенадцати. Вереница сверкающих дворцов плыла в потоках воздуха; внизу, в нескольких сотнях ярдов, за дрожащими шпилями Градчан, высился знакомый купол. Я подумал: наверно, это купол Святого Микулаша, что на Малой Стране, – то место, куда мне нужно попасть.

Пекло было адское, сухой зной, как в печке, смягченный лишь легким ветерком, шевелящим листву. Подцепив пальцем пиджак за вешалку, я перекинул его через плечо и утер лоб. И тут раздался фабричный гудок, и в Старом Городе забили и зазвонили часы. Двенадцать. Власта сейчас сидит в «Славии». Рабочие тут же побросали инструменты и теперь, раскинувшись на склоне холма, тянули пиво прямо из бутылок. Я подумал, что и мне бы тоже надо выпить.

Тропка вела круто вниз по травянистому склону, я спустился по ней, очутился на улице, примыкающей к Градчанам, и, перейдя ее, вышел на площадь возле Шварценбергского дворца. Здесь я гулял когда-то, в тот свой приезд, в свой первый вечер в Праге. Все казалось мне знакомым, невероятно знакомым и родным. В этом месте было несколько кабачков. Я заскочил в один из них, выпил кружку ледяного «Пльзенского» и пошел дальше. Не так уж у меня много времени, чтобы сделать то, что я задумал.

Я вышел на Малу Страну с дальнего конца, где еще ни разу не был, и обнаружил, что площадь, как я и думал, кишмя кишит народом, высыпавшим на раскаленную жару. В магазинах и офисах еще не кончился перерыв, кругом, болтая и жестикулируя, гуляли под ручку девушки, сновали велосипедисты, бренча звонками своих велосипедов.

Я прошел на Туновскую, увидел, что они все еще там, по паре на каждом углу, и пошел по следующей, параллельной улице. Это была узкая улочка, застроенная высокими зданиями, плавящимися от нестерпимого зноя. Там было несколько маленьких кабачков и баров, битком набитых посетителями, и в каждом, как я и подозревал, сидела парочка агентов, макающих в пиво усы. Встречаться с ними не особенно хотелось.

Я зашел в первое же высокое здание. Там был лифт и лестница, ведущая вверх и вниз. Я пошел вниз. Широкие каменные ступеньки, зеленые каменные стены, потом площадка. Я стал спускаться дальше. В самом низу был маленький четырехугольный закуток, застекленный со всех сторон, наподобие общественного туалета. Там горел свет. Я с минуту выждал, прислушиваясь. Никого. За закутком была дверь, ведущая в котельную и в маленький писсуар. В котельной на потолке горела лампочка без плафона. И стоял сильный запах мазута. Ни окон. Ни второго входа. В писсуаре была узкая, идущая вверх вентиляционная труба. Явно бездействующая.

Все это я обследовал очень быстро, потом снова взбежал по лестнице и вышел на улицу. В следующем здании у входа сидел на табурете человек и жевал хлеб с колбасой. Дальше шли четыре магазинчика. Потом – еще одно казенное здание, пустое. Я вошел внутрь, увидел, что там примерно то же, что и в предыдущем, и снова спустился вниз. Закуток. Дверь в котельную.

Тут все было в гораздо лучшем состоянии, чем в первом здании, и пахло карболкой. Котел представлял собой большую цилиндрическую бандуру, возле которой высилась гора кокса. В предыдущем кокса не было. Я подумал, что, наверно, здесь должен быть и желоб, но желоба не было видно. А была круглая железная решетка под потолком с железной приставной лестницей на оси, откинутой назад и прикрепленной к крюку на стене.

Я отцепил эту лестницу, установил ее в нужное положение и взобрался наверх. Потом выждал с минуту под решеткой, прислушиваясь к тому, что происходит наверху. Но там все было тихо. Тогда я поднял руки и толкнул ее.