Огненная проповедь - Франческа Хейг Страница 53

– Пайпер говорит, что животные – это кошмар, – сказала я Кипу. – Их везут сюда на лодках, но для них это сущая пытка. И пользы от животных мало, гораздо выгоднее заниматься выращиванием сельскохозяйственных культур, учитывая, какое тут ограниченное пространство. Но люди все равно разводят скот, и в основном только потому, что Омегам запрещено иметь его на материке.

– Не думаю, что тайное разведение коз такая уж яркая демонстрация неповиновения.

– Он рассказывал, что один козел вырвался, когда плыли сюда, и они чуть не перевернулись, спасая его.

– Я полагал, что все ваши каждодневные встречи связаны исключительно с высокой политикой, и не ожидал, что он надумает произвести на тебя впечатление забавными историями о козлах.

– Да уж, человеку, который правит Островом и всем Ополчением Омег, необходимы истории о козлах, чтобы произвести на меня впечатление.

Он закатил глаза и взял меня за руку. Вся рыночная улица была сплошь заставлена лотками с товаром. Мы купили две сливы с темно-фиолетовой кожицей, такой темной, что казалась почти черной.

– Я никогда их раньше не пробовала, – призналась я, впиваясь в сочную мякоть.

– Добро пожаловать в мой мир, – усмехнулся Кип.

– Не так уж он и нов для тебя, ведь правда? На самом деле, ты же очень многое знаешь. Что это за предмет, как читать, как завязывать шнурки. Это не как с ребенком, который действительно видит всё в первый раз.

Он остановился перед прилавком, на котором были выставлены маленькие деревянные коробочки. Он сдвинул крышку у одной из них, затем вернул назад, восхитившись, как точно та встала на место.

– Да, но от этого мне ничуть не легче. Наоборот, кажется еще более странным то, что я знаю, как целиться в ночной горшок, но не знаю своего имени.

– У тебя сейчас есть имя.

– Конечно, – кивнул он. – И это хорошее имя. Но ты же понимаешь, что я имею в виду.

Мы прошли весь рынок до конца и присели на каменную скамью, откуда просматривалась оживленная рыночная площадь.

– Когда я вспоминаю свое прошлое, – сказала я, – то, по большей части, вспоминаю Зака. Я могу представить, что можно не помнить что-то другое, но не могу представить, что можно забыть своего близнеца. Они ведь часть тебя.

– Альфы так не считают.

– Считают. Они не боялись бы нас так сильно, если бы не знали, насколько в действительности мы на них похожи.

– Боятся нас? Ты, верно, шутишь. Уж не потому ли мы прячемся здесь? И все эти люди прячутся? – он окинул жестом рыночную площадь. – Альфы, должно быть, ежатся от страха с их огромной армией и Советом.

– Они не искали бы Остров так отчаянно, если бы не боялись его.

Я снова вспомнила настойчивость, с которой Исповедница раз за разом допрашивала меня об Острове. Вспомнила, как она водила пальцем по карте, с каким исступлением ее разум вонзался в мой.

– Но почему? – Кип оглянулся. – Даже со всеми этими постами и стражниками в синих мундирах Пайпер вряд ли станет настоящей угрозой для Совета. Что бы он сделал? Взял бы Виндхэм приступом с горсткой одноруких солдат?

– Ему этого и не нужно. Ему достаточно Острова. Думаю, у Совета вполне приземленные заботы. Например, налоги, которые не платят те, кто сюда выбрался. Или невозможность их зарегистрировать. Но это не самая главная проблема. Больше всего Совет тревожит, что где-то есть неподвластное ему место.

Я вспомнила слова Алисы перед смертью: мысли об Острове для них столь же важны, как и сам Остров. Им хватает одной лишь идеи, что он существует.

– А мне хватает самого Острова. – Он откинулся назад и улыбнулся, глядя на возвышающийся у горизонта край кальдеры, напоминающей гигантскую чашу.

Я тоже посмотрела вверх, туда же, куда и он.

– Знаю. Хоть он и являлся мне в видениях много раз, но находиться здесь самому, чувствовать себя его частью – совсем другое дело.

– Значит, у тебя так? В смысле, чувствуешь себя его частью?

– А ты нет?

– Хотелось бы верить, что да. – Выплюнув сливовую косточку, он проводил ее взглядом, наблюдая, как она угодила между двух булыжников. – И верить, что мы сможем остаться здесь.

– Но ты не уверен?

– Мне трудно быть уверенным в чем-либо. И то, что Пайпер держит меня в стороне, не вселяет оптимизма. Похоже, они считают, что после всего случившегося со мной я – ничто. Точно меня сбросили со счетов.

Я вгляделась в его лицо. Прямой узкий нос, чуть поднятый кверху кончик, острые челюсть и скулы. Каждая черточка его лица стала для меня такой близкой и знакомой. Легко забыть, каким чужим он мог казаться самому себе, не чувствуя корней прошлого и связи со своим близнецом.

– У меня в голове не укладывается, как для тебя всё это должно быть странно. Особенно то, что касается близнеца. Как тебе одиноко.

– Думаешь, я чувствую себя более одиноким, чем ты с таким близнецом, как Зак? Который выдал тебя, причинил боль, запер в камере? По мне, так уж лучше чувствовать себя одиноким, как я.

– Но ты ведь думаешь о ней, – сказала я. – Интересуешься, кто она.

– То, что я ничего о ней не знаю – самое обычное дело. Возможно, во мне это вообще самое нормальное. Вот твой случай как раз-таки необычен. Сейчас людей разделяют так рано, что большинство знают лишь имя своего близнеца и место рождения.

Он немного помолчал, глядя на уличную толпу, где каждый имел какое-нибудь увечье. Я ждала, когда он снова заговорит.

– Но иногда мне охота знать о ней, если честно. В основном, самое основное. Знаешь, наподобие: вдруг она катится в пропасть и собирается прихватить меня с собой? Поэтому надеюсь, что у нее скучная, но безмятежная жизнь, без всяких нежданных неприятностей или скандалов, в какие тебя могут вовлечь.

– Чтобы хорошо питалась и рано ложилась спать, – подхватила я. – Разводила кур или ткала ковры.

– И причем только вручную. Никаких опасных ткацких станков. Теперь ты говоришь. – Он повернулся и поцеловал меня в лоб, и мы вместе пошли обратно, пробираясь сквозь толпу.

* * *

На следующий день мы запланировали прогулку к краю кальдеры, но яркие лучи солнца заставили меня отказаться от похода. Кип ушел сразу после завтрака, прихватив с собой фляжку с водой и набив карман свежим инжиром. Я же отправилась на маленькую террасу, которую мы нашли днем раньше на полпути к башне. За минувшие десятилетия каменные ступени изрядно стерлись, края стали округлыми, точно у оплывшего масла. До полудня было еще далеко, но на террасе, вымощенной камнем, воздух уже накалился. Я растянулась на припеке, чувствуя, как горячие камни обжигают кожу на талии, там, где задралась рубашка. Я купалась в ярких лучах света. После Камер Сохранения солнце и небо так и не стали для меня чем-то привычным и обыденным. Даже адское плавание в лодке не отбило удовольствия чувствовать тепло солнца на коже. Да и просто прислушиваться к ощущениям тела казалось приятным. Забыть обо всех сложностях и думать только о солнце, греющем кожу, о горячих камнях. В Камерах Сохранения мне приходилось причинять себе боль, чтобы сохранить разум после ночных видений и страхов. Сейчас прийти в себя помогало удовольствие. И еще Остров, который подарил нам простые радости. Даже в Нью-Хобарте, где на улицах полно Омег, постыдный страх незримо витал в воздухе. В любой момент могли ворваться солдаты Совета или же сборщики налогов могли прийти и напомнить о нашем рабском существовании. Глядя на Кипа, я замечала, как на Острове у нас менялась сама манера держаться. Он постепенно избавлялся от скрытности и неуверенности – отпечаток, что наложили на него месяцы в бегах. Я снова подумала о Пайпере, о том, как гордо он держал голову, о широком развороте плеч. Я понимала, что радость от наших с Кипом отношений столь сильна благодаря Острову, где не было запретов и искалеченные тела Омег не считались чем-то стыдным. Пожалуй, это оказалось самым неожиданным подарком, что преподнёс нам Остров: он подарил нам друг друга.