Игуана - Георгий Миронов Страница 53

Яков Иванов, сын Петров, служитель из бессрочно отпускных рядовых, и был последним, кто видел живым иеромонаха Иллариона.

Он же был первым, кто увидел святого старца мертвым.

Поначалу солдат сильно удивился. Как так: вся братия уж в церковь к заутрени потянулась, а святой старец и не думает вставать. Неужто проспал? Быть такого не может. Такого и не было за все те десятилетия, что провел Илларион в обители.

Захворал, однако. С вечера маялся. Ишь ты, в хладе, говорит, лечение.

На том Яков покачал головой, – бросил полешки возле кельи Иллариона и пошел по другим делам. Покуда братия молится, ему надо было протопить печи в многих кельях…

Пришло время обедни. Среди братии слушки пошли – заболел совсем Илларион, коли к обедне не выполз из кельи своей.

Старцы мыслью медлительны, у них вся воля в молитвы уходит. А Яшке, раненому во многих кампаниях, приходится душу делить между молитвенной чашей и чашей с белым хлебным вином. У него сила в характере не извелась. Ему и решение принимать…

Набравшись духу и будучи готов в любую минуту услышать раздраженный фальцет Иллариона, Яков подошел на цыпочках к двери и заглянул в замочную скважину.

И в ту же секунду своды древнего здания Псковского мужского монастыря отразили сполошный крик Якова Петрова:

Убили!

К нему уж бежали, сколь позволяли годы, болезни и длинные полы ряс, иеромонахи, выскочившие из соседних келий.

В конце коридора появилась и грузная фигура настоятеля монастыря Мисаила.

Что? Кто? Кого? За что? Где? – слышались со всех сторон вопросы.

Убили! Убили! Убили! – знай вопил Яков, широко распахнув щербатый рот, не досчитывающий множества зубов, частично выбитых неприятельскими прикладами в баталиях, а частично и собутыльниками в псковских трактирах.

Не видя никого вокруг, Яков бежал по коридору с криком:

Иеромонаха Иллариона убили враги.

Пока не уперся в могутную грудь покоившуюся на ещё более могутном чреве настоятеля Мисаила.

Не верещи, – укорил настоятель старого солдата. – Ты прямо глаголь: кто, где, кого, за что?

Вашество… Отец благочинный… так, значит, тут такое дело, – убили иеромонаха Иллариона.

Откуда точно ли знаешь?

Точнее некуда. Глянул я в замочную скважину кельи, чтоб, значится, узнать, чего это иеромонах ни к заутрени, ни к обедне не идет…

Я и то думаю, чего, – пошамкав полными, сочными губами благочинный, – гляжу это, – нет Иллариона ни на заутрени, ни на обедне… А я ему ещё с вечера дал панагию целебную и драгоценную, со своей, можно сказать, груди снял. Не пожалел, – значит, для его исчисления, – спокойно рокотал баском благочинный, поясняя братии свой благородный поступок и словно ещё не постигнув разумом, что иеромонах убит. В его монастыре.

Постой, – наконец дошло до настоятеля. – Кто убит?

Иеромонах Илларион.

Где убит?

В своей келье.

Когда?

Я так полагаю, что ночью. С утра не откликался.

Так что ж мы тут стоим. Зовите казначея, зовите иеромонаха Авксентия. Да поскорее к келье, надобно открыть её. И впрямь убитый он, или тебе, аспиду окаянному, спьяну показалось? Ох, не бросишь пить дьявольское зелье (тут он, словно что-то вспомнив счел необходимым пояснить) в таком количестве – от церкви отлучу, епитимью наложу, анафеме предам.

Паника началась в лавре. Кто бежал слева направо за отцом казначеем, чтобы тот пришел с ключами от келий, кто бежал, справа налево за иеромонахом Авксентием славящимся лекарскими талантами, кто спешил в монастырскую церковь, чтобы положить поклоны своему святому и тем отсрочить свою собственную смерть, – известное ведь дело, смерть, как и болезнь, штука заразная…

Все крестились истово, шептались, нервно обсуждая невиданную за все годы существования мужского монастыря в славном граде Пскове вещь.

Со времен нашествия на Псков и Новгород Ивана Васильевича, Грозного царя, в ХVI веке, никто не погибал в этих стенах от руки другого человека.

Все помирали только своей смертью.

Наконец, собрались все, кто и должен быть тут в эту минуту.

Отец казначей вставил в замочную скважину большой ключ с затейливой бородкой, повернул его дважды, и кованая деревянная дверь приоткрылась.

Монахи в ужасе отпрянули от двери.

Настоятель, казначей и иеромонах Авксентий шагнули через порог.

Тело иеромонаха Иллариона и впрямь лежало на полу все в крови. Драгоценная панагия исчезла…