Убийство по-французски - Мартин О'Брайен Страница 52

Сьюзи де Котиньи смотрела, как старенький «рено» сворачивает с подъездной дорожки. Длинная загорелая рука высунулась через люк и помахала. Прощальный сигнал клаксона, и в следующее мгновение машина исчезла из поля зрения. Сьюзи послушала, как звук мотора «рено» постепенно затих в тихих вечерних улочках Рука-Блан, повернулась и пошла на террасу.

Неплохой, решила она, денек. И впрямь все прошло точно по плану. Но чего-то не хватало, чего-то в неожиданной встрече недоставало, и она этого не предвидела.

Обычно Сьюзи организовывала свои встречи в квартире на рю Паради, но так как Рука-Блан оказался в ее распоряжении, она предложила девушке из спортзала — ее зовут Берта — приехать к ней домой. Сьюзи впервые пригласила кого-то к ним домой без участия Юбера, и эта идея ей понравилась. В его отсутствие встреча обретает некую незаконность, что может добавить остроты ощущений, да и приятно попускать пыль в глаза, поскольку резиденцию де Котиньи стоит увидеть. Сьюзи много поработала над ней, лестью вытягивая у Юбера разрешение выбросить то или другое, мягко убеждая в необходимости мелких переделок, упрашивая провести крупные, масштабные и амбициозные работы, прежде чем перестройка завершилась. Кухня, ванные комнаты, спальни, мозаичный холл, величественные, отделанные деревом салоны, весь мрачный эдвардианский стиль дома был модернизирован, упрощен. Американизирован.

Берта, как и ожидалось, пришла в восторг. Вертелась в большом зале, как балерина, открывала все шкафы на кухне, восхищенно щебетала по поводу салона с расписанными Уорхолом шелковыми ширмами, искусно подобранными жалюзи и роскошной нимской обивкой мебели. Да и как она могла не прийти в восторг, эта маленькая цыганка, которая, вероятно, живет в доме без лифта в Бельсюнсе или вроде того?

И все же, ничто из этого в полном смысле... не сработало, или сработало не так, как надеялась Сьюзи. Девушка из Бельсюнсе — или откуда-то там — может, и побывала в раю, однако Сьюзи вскоре утомила шумная восторженность подружки. Это, поняла она, вернувшись на кровать и раздвинув ноги, не то, чего ей хочется. Не этого дома. Не этой жизни. И уж точно не этой цыганки с задиристо торчащей грудью и ощупывающими ее тело руками, слишком молодой, слишком энергичной, чтобы дать что-то, кроме элементарного любительского удовольствия. Несмотря на то, призналась себе Сьюзи, что своя изюминка в этом есть.

Пройдя между деревьями у дома, она взошла на террасу. Освещение в бассейне было выключено, и среди вечерних теней вода стояла маслянисто-неподвижной, тихо чмокая в сливах. Она спустила с плеч халат, набрала воздуха и нырнула. Проплыла под водой весь бассейн, пронзая его плотное тепло, прежде чем с шумом вынырнуть, возмутив воду, которая, плеснув о бортик бассейна, растеклась по каменным плиткам. Перевернувшись на спину, она уперлась подошвами в бортик, согнула колени и с силой оттолкнулась, мягко работая ногами. Вода струилась вдоль щек, пузырилась у губ и обтекала тело. Небо темнело быстро, помигивали несколько ранних звездочек, в воздухе стоял аромат дождя.

Возможно, еще три часа. Десять тридцать. Одиннадцать. До этого времени она предоставлена самой себе. До возвращения Юбера. Он звонил, когда они с Бертой резвились в спальне, оставил послание на автоответчике. Узнав его голос, Сьюзи просто сняла трубку в гостиной, не желая посвящать гостью в личные дела. Он еще не добрался до матери, сказал Юбер. Движение просто ужасное. Он...

На другом конце провода она услышала злобный сигнал клаксона. Догадалась, что он предназначался Юберу — не заметил, что изменился цвет светофора... или перестроился не в тот ряд, или заглушил двигатель, или не включил поворотник. Юбер и машины не очень ладили друг с другом.

Сьюзи была уверена, что права — когда он вновь заговорил, голос звучал нервно. Она немного послушала Юбера, потом сказала, что у нее болит голова, что уснула на солнцепеке и чувствует себя ужасно; шикнула на подружку, которая снова начала хихикать, вместо того что должна была делать между ног Сьюзи.

— Если ты не против, я посплю в гостевой комнате. Но к завтрашнему дню я с этим справлюсь, дорогой. Обещаю. Тебя разбудить?

Снова перевернувшись, Сьюзи подплыла к краю бассейна и подтянулась над бортиком. Вода потоками лилась с нее, руки согнуты в локтях. Она выпрямилась, отбросила назад волосы. Сьюзи даже не подумала накинуть халат, прошла к лонгшезам и взяла сигареты и зажигалку. Усевшись на подставку для ног, она прикурила и сделала глубокую затяжку, потом выпустила дым, который поплыл над лужайкой. Наблюдала за облачком, пока оно не растаяло, потом, посчитав условия подходящими, попробовала пустить дым колечками.

Одно. Второе. Третье... Прекрасно. Крутясь, улетают в ночь, как крошечные серые спасательные круги. Время. Менять. Дислокацию.

Когда последнее колечко дыма повернулось, свернулось в узелок и исчезло, Сьюзи пришло осознание того, что с нее довольно. Довольно этого дома, довольно этого Марселя. Такой провинциальный городишко, такой... неродной. И она сыта Юбером и его полной снобизма невыносимой семейкой. Считают себя le tout gratin [28], а она называет их «toot cretin» — подгулявший кретин, — так ей больше нравится. Но они так же зациклены на собственных узких интересах, как любые представители мелкой буржуазии. По-настоящему ее выворачивало от того, как Юбер лебезил перед ними — особенно перед своей мамочкой, эгоистичной старой каргой.

Скупая. Алчная. Самовлюбленная. Сьюзи выдула еще три колечка дыма.

Сначала, когда они познакомились с Юбером в Штатах, он вызывал у нее благоговейный трепет. Будучи на двадцать лет старше, Юбер казался таким уверенным в себе, таким обходительным, таким космополитичным. Таким типичным французом. То, что он разделяет ее... особые вкусы, понимает их и получает от них удовольствие, лишь усилило их влечение друг к другу и дикую непредсказуемость последовавшего затем романа. Ко дню его отъезда из Америки Сьюзи потонула в чувствах, как брошенный в воду серебряный доллар.

Но на каком-то этапе равновесие сместилось. Чем сильнее Юбер привязывался к Сьюзи, тем меньше чувств она испытывала к нему. Чем сильнее была его зависимость, тем шире становилась ее независимость. За пять лет огонь начал угасать. Сейчас ему пятьдесят восемь. Ей тридцать семь. Конечно, Юбер ей нравится, она все еще любит его, но все теперь по-другому. Она переросла его. Переросла дом и город, в который он ее привез, и жизнь, которой они жили. Не говоря уже о девушках вроде Берты. Их незамысловатый деревенский шарм все больше ослабевал. Их манеры отвратительны, кожа груба, пот пахнет чесноком. Начали надоедать даже одинокие удовольствия квартирки на рю Паради.